Нельзя показывать свои переживания. Нельзя плакать на людях. Надо прямо смотреть им в глаза, как в объектив фотокамер.
Людям не хочется возвращать планете данные им на время атомы. А ведь на самом-то деле странное и исключительное явление – это как раз быть живым
А Нерея? Все то же самое – по-прежнему жила в обнимку со своим одиночеством. Она пыталась возмещать потери, путешествуя на край света – на Аляску, в Новую Зеландию, в Южную Африку. А еще заполняла свободное время разного рода занятиями: записалась в академию языка, чтобы подтянуть свой английский, чаще стала ходить в спортивный зал, посещала кулинарные курсы
Но ведь жизнь, само собой разумеется, надо наполнить смыслом, надо установить порядок ступеней и направление – просыпаясь каждое утро, ты должен видеть перед собой важную цель, которая заставит тебя вскакивать с постели если не с пылкой надеждой, то хотя бы с энергией, которая помешает закостенеть мыслям от лени и бездействия.
Нерея экономила, приобретала акции, инвестировала – и в результате жить могла безбедно
Священник? Лучше при мне даже не упоминай про него. Та еще птица. Из самых худших, уж поверь мне. Он рассказывает молодым ребятам сказки, вбивает им в головы разные идеи и науськивает. А когда случается то, что случается, его тут вроде как и не было, читает свои проповеди и причащает прихожан с ангельским видом. При матери-то этого, конечно, нельзя сказать – сразу взовьется. Ты что, совсем дура? – говорю я ей. Сама не видишь, что священник разрешает нашим ребятам пользоваться церковным подвалом, чтобы хранить там плакаты, флаги и банки с краской? Она отвечает: а это, дескать, тут при чем? А все при том, очень даже при том. Хосе Мари, насколько мне известно, с пушкой в руке не родился. На плохую дорожку его направили священник, дурная компания и уж не знаю кто еще. А так как здесь у него, – Хошиан ткнул себя пальцем в лоб, – маловато, он и клюнул
разве они не клянутся, что защищают баскский народ? Так вот, если я не баскский народ, то скажи на милость, где он, этот их баскский народ.
– Aita, ради бога! Ты должен смириться с мыслью, что ЭТА – не знаю, как лучше выразиться, – что ЭТА – уже запущенный механизм.
– Если ты хочешь, чтобы я ни черта не понял, продолжай в том же духе.
– Объясняю: ЭТА должна действовать без остановки. Иначе им нельзя. Они уже давно вступили в фазу слепого автоматизма. Если ЭТА не сеет зло, значит, ее нет, она перестала существовать, не выполняет никакой функции. Такой вот мафиозный способ действия, и он не зависит от воли членов организации. Даже ее главари не способны что-то изменить. Да, разумеется, они принимают решения, но это одна только видимость. Они просто не могут не принимать их, поскольку машину террора, если она уже набрала обороты, остановить нельзя. Теперь ты меня понимаешь?
Иногда по ночам, лежа в темноте, он пытается восстановить во рту вкус чаколи[38]. Или сидра, все равно. И порой ему кажется, черт возьми, что это ему даже вроде бы удалось.
Да оторви ты глаза от этой чертовой рюмки с коньяком. Посмотри на меня. Я разведенная женщина без детей, у меня вот-вот начнется климакс. А ты сидишь и мотаешь мне нервы. Знаешь, я бы с удовольствием выплеснула тебе в лицо вот этот отвар ромашки.
это. Нет, вы мне скажите, до какого отчаяния должна дойти жена, чтобы после двенадцати лет семейной жизни из кожи вон лезть, стараясь соблазнить собственного мужа
