С Полынью будем целоваться в следующей книге, обещаю! (Прим. автора.)
Об этом как-то толком не поговоришь и не напишешь, но, как мне кажется, настоящая магия жизни и складывается из таких вещей – невыразимых, неуловимых, недолговечных.
Мира нет, есть только энергия. Времени нет, есть только вечность.
Меня нет – есть только искра. Но она хочет созидать и потому создает и меня, и мир, и время…
– А мы не заблудимся?
– Конечно, нет!
Конечно, мы заблудились.
Тинави, – Внемлющий помедлил. Его голос стал более тихим и хриплым, чем прежде. – Просто на будущее, чтобы ты знала: на самом деле, меня сейчас очень волнует тот факт, что я нахожусь в твоем теле.
Краска залила мое лицо.
– Еще бы. Как и меня
Но он снова меня окликнул.
Глаза Полыни были темными и глубокими, как омут. Ох. Когда мой напарник смотрит так – и неважно, в чьем теле он находится, да хоть в олененке, – я начинаю резко переживать за наше знаменитое рабочее партнерство, эпичную дружбу, которую настолько любим и я, и сам Полынь, и все вокруг.
Я принесу помпоны и буду тебя поддерживать. В первом ряду. Активно.
Вечерами я прихожу в себя. И где это делать – мне, в принципе, все равно.
На самом деле, самый страшный секрет всех художников состоит вот в чем: ни одно произведение закончить нельзя. Можно лишь остановить работу.
Капюшон упал, обнажив отросшие светло-рыжие волосы и тонкие черты лица, столь миловидного, что одинаково хорошо смотрелось бы на мужчине и женщине.
