проницательно угадал главное в таинственной природе истории: у нее нет никакой цели, и она — в том-то и соль — ни на чьей стороне.
представление об истории как о таинственном движении, что всегда совершается, но никогда не завершено. В этом смысле сама она — не памятник, а шумящий голосами ветров, людей и птиц сквер вокруг него. Не согласие и ровная стройность хора порождает глубинный гул истории, но бесчисленное множество непохожих, отталкивающихся и перекрывающих друг друга голосов.
время возникает тогда, когда появляется слово о нем, и существует столько, сколько длится слово.
Сквозь отроческий галдеж явственно проступало редкое единодушие. Как стрижи за один лишь оборот в воздухе из разрозненной пригоршни крылатых штрихов сбиваются в общую стайку, так и человечьи птенцы, объединившись, подхватывая ловко предложенный мотив и голоса друг друга, нарезали в виртуальных своих небесах круги священной ненависти.
не кажется, что наступает однажды день и час, когда срабатывает какой-то таинственный механизм, проворачивается в замочной скважине невидимый ключ — и сын вспоминает все, из чего состоял отец.
Странное очарование глагола «терять» заключается в том, что он так щемяще похож на само неуловимое настоящее. Как «сейчас» представляет собою воображаемую границу между плотной толщей времени прошедшего и рыхлой толщей времени грядущего, так же и «терять» — это некая эфемерная, существующая исключительно по прихоти грамматики, едва различимая щелочка между «еще есть» и «уже нет».
— Вот так и получается, что будущее наступило, только совсем не то. И продолжает наступать. Никак от нас не отвяжется. А мы, выходит, со своими когдатошними смешными идеалами сквозь него отступаем — через это неуловимое и неумолимое время, умаляющее нас
И отчего-то с каждым годом — как в одном, жаль, не вспомнить чьем, японском трехстишии — все раньше и раньше темнеет.
Огромный и странный бутерброд из биологии и мифологии — вот оно все, это ваше человечество.
Вот они, наши прекрасные девяностые, мы за них в ответе — и перед собой, и перед старшими, и перед младшими, и перед историей, наконец. И действовать в них, в этом огне мы должны решительно, отважно и браво. А раз так — почему не может иметь свой самостоятельный голос и свое самостоятельное действие каждый из нас? И выбор по своему внутреннему голосу, и действие в соответствии с этим выбором? А сильного и победителя определит время.
