– Ведьмак, у тебя крыша горит! – охнула я.
– Тут ты права, у меня подгорает…
– Да крыша дома горит! – перебила я, указав в сторону старого особняка.
Фентон круто развернулся. Пламя между тем, ничем не остановленное, в
Я цыкнула, запрещая призрачному псу являть миру цветочную обивку, и приказала сидеть в ревене тихим шпионом. Но при жизни Йося, очевидно, был энергичным, добрым и на редкость глупым зверем. Одним из тех, что лают на грабителей от искренней радости, а не ради сохранности хозяйского имущества. В посмертии характер пса не изменился. Он решил, раз хозяйка цыкает, а не орет, значит, сильно его любит и подзывает познакомиться с новым соседом, от которого за милю разит темной силой.
Сосед между тем, ехидничая от всей темной душонки, предлагал превратить Йосю в умертвие и не догадывался, что в этой жизни Йосе уже ничего не поможет. Песик, восторженно выставив алый кант-хвост, ринулся из ревеня. Прямиком через грядку с цветущими одуванчиками.
– Тыгыдын-тыгыдын! – цокали у меня в голове табуреточные ножки.
– Сидеть! – рявкнула я, пытаясь остановить неминуемую встречу ведьмака и нечисти.
– Не понял? – изумился тот, перебитый на полуслове.
– Стоять! – страшным голосом черной ведьмы приказала я табуретопсу.
– Ты уж определись, – прошипел сосед, словно действительно хотел выполнять команды и не мог выбрать, с какой именно начать.
Секундой позже Йося, как бодливый баран, ударил острым краем ему под коленями, и ведьмак начал терять равновесие. Я отошла на шаг. Не ловить же тяжелого мужика, право слово. Тот выразил неземную радость от встречи с табуреткой лихой матерной фразой.
сразу видно, что под дурное настроение чародейка добро не приносит, а причиняет и благодать не дарит, а насильно втюхивает.