– А давай прокачу, – вдруг предложил Лёшка, когда мы прошли все фонари, и перестали быть слышными звуки голосов с кормоцеха.
– А давай! – Вдруг согласилась я. Здесь на окраине села нас всё равно никто не увидит.
…Я сижу боком на раме, в лицо ударяется тёплый летний воздух, в затылок дышит Лёшка, я чувствую жар от его распахнутой груди. Мы едем быстро, вокруг темнота и тишина. Только шум колёс, треск светлячков, лай собак вдалеке и тонкий зарождающийся месяц в небе. И мне так хорошо! Ни перед кем не стыдно за Лёшкино малолетство, никого не надо мерить презрительным взглядом, не нужно изображать из себя взрослую и городскую.
Остановка, троллейбус, летнее солнце, тополиный пух… Девятиэтажный дом, шумный двор с кучей детей, с воняющими мусорными баками, с кошками, с бельём на верёвках посреди двора. Звонкие удары от мяча, и глухие – от выбивалки для ковра. Велосипеды, скакалки. Все атрибуты городской дворовой жизни.
– Ты не думай, вообще-то, я хорошая.
– Значит, тебе не повезло, – нежно улыбаясь прошептал он, – потому что я – плохой.
– Неправда, – тихо засмеялась я, гладя его по волосам.
