Берлинская зима выглядит как харьковская пасмурная осень. Нет, конечно же, случается, что и в Берлине выпадает снег, тогда немцы бормочут: «Eto zhe, bljat, kakaja-to Sibir», но в целом мягкая там зима, с утренним инеем и вечнозеленой травой…
Любимая его поговорка: «Выигранный бой — несостоявшийся бой». В этой версии Олег Григорьевич абсолютный чемпион. Что ни случись, утрется и пойдет дальше — непобежденный. А так, по обычным человеческим понятиям, он, конечно, задрот и лузер.
Избить… Меня отпиздили. И прежний мир лопнул, как хрупкий ёлочный пузырь,
Я даже не заметил гибели Союза: он растворился, как сахар, в кипящем августе.
Сизифов труд – утешать безутешное.
День пролетит быстро – Рафаэль умеет обращаться со временем. Можно открыть газету и пойти гулять по буквам. Или же взять любую вещь и начать её неторопливо думать, пока она из цветного существительного не превратится в серое небытие инфинитива. А вечером снова на поезд. Там Рафаэль разукрасит кудрявой кириллицей миграционный листок (драгоценный образчик хранится в барсетке), вернётся в Москву, чуть ещё поработает, а затем поплывёт на ежегодный нерест в азиатские пески к жене…
Майский ветер обдувает Олега Григорьевича позабытым курортным теплом. На миг представляется, что неподалеку море. «Олежка, а может, тебе еще на грудь нассать, чтоб Ялтой пахло?»
А потом я стал удалять тебя, как осколки.
Ты божью искру променял на трицепсы…
Превозмогая инфаркт, инсульт и паралич, я сбежал вниз, к велосипеду.
