Полуночное кафе Галка любила особенно, даже называла его «моя любимая рыгаловка».
«Прогноз плохой. Готовьтесь»
Маша и сама не понимала, в чем сложность — выбрать персики или чернику, но решиться не могла — а вдруг она пожалеет о своем выборе?
— Свиток, серьезно? — не успокаивалась Галка, улыбаясь от уха до уха. — Может, вам планшеты теперь из бересты делают?
человек в горе физиологически заточен на эгоизм, на выживание — боль такой силы, что главное — ее перетерпеть, выкарабкаться
Дана слышала по ночам, как он от безысходности «воспитывает» маму, и хотела выйти к ним прямо так, без маски, и близко-близко подойти, чтобы одним своим дыханьем... Но в большой комнате теперь спали Лешка с Алей, и выходить было нельзя.
Да и вряд ли Дана решилась бы на такое. Где ты, ненависть, искренняя и все перекрывающая? Как с тобой было бы легко.
Ему надо, чтобы Дана простила (хотя бы на словах), никому не проболталась (даже случайно) и поверила, что он искренне хочет исправиться (а вот это уже не обязательно, просто бонусом).
В ее комнате никогда не бывало темно — дрожал чуть голубоватый, холодный свет уличного фонаря, раскачивался от кроватки к дивану. Вроде живут высоко, но свет этот сводил Кристину с ума. Она задергивала шторы и пряталась под подушку, но чудилось, что свет беззастенчиво и нагло высвечивает ее, скрюченную, на матрасе, выставляет всем напоказ. Шторы, тюль и планка на окно не помогали, свет будто бы пробивался сквозь стену и мешал ей спать.
Анна Ильинична помнила, как раньше на кухню заглядывал белый горящий глаз фонаря, и все думала, доживет ли до момента, когда он откроется снова.
Это ее воспоминания, горести и радости, редкое яркое счастье-вспышка, за которое цепляешься, но оно ускользает, стоит его заметить, тоска и смущение, привязанность и любовь... Все, что когда-то чувствовала она, что запомнилось, осталось на годы и не ушло даже тогда, когда скрюченное тельце нашли на голом кафеле.
