Он давно сообразил, что женское тело – это братская могила осуществленных мужских желаний.
поэт-полуклассик (точнее сказать, классик-полупоэт),
– Ну хорошо: где же вы до этого самореализовывались?
– По-разному… Учителем, например, был.
– Учитель – это не профессия.
– А что же?
– Разновидность нищеты.
– Может быть, вы и правы, – отозвался Кокотов, внутренне поразившись жестокой
«Вы узнаете меня?» «Нет…» – ответил я, обшаривая ту часть памяти, где у мужчин хранятся тени испробованных женщин.
Кокотов ринулся к месту свидания, прыгая через ступеньки и оставляя за собой в воздухе реактивный одеколонный след, на лету убивавший прощальных осенних комаров.
Постылая жена, которую ты знаешь, кажется, до каждого плотского закоулочка, знаешь во всей ее скучной ежедневности, вдруг надевает новое платье… И у тебя в сердце поселяется странная тревога, ты вожделеешь, сокрушаешься, что обидно недопознал эту женщину, что она, оказывается, опасно открыта миру чужих мужчин…
– А мужчины? Мы тоже стареем! – возразил Кокотов.
– Нас не жалко!
До того, что вытворяют годы с красивой женщиной, не додумался бы даже Джек-потрошитель!
Так они и жили. Душа в душу. Тело в тело.
– По каждому поводу, коллега, иметь свое мнение так же невозможно, как отращивать новый член для каждой понравившейся женщины.
