Во «Взгляде на русскую литературу 1847 года» Белинский констатировал, что «писатели натуральной школы» «любят изображать людей низкого звания, делают героями своих повестей мужиков, дворников, извозчиков, описывают углы, убежища голодной нищеты и часто всяческой безнравственности».
В русском контексте моментом подлинного рождения этого литературного понятия и одновременно точкой принципиального расхождения его значений считается 1849 год, когда П. В. Анненков в статье «Заметки о русской литературе 1848 года», опираясь на работы Герцена, разграничил два реализма — «правильный» (Тургенева и Гончарова) и «псевдо» (Ф. М. Достоевского и его последователей). Неудивительно, что уже в 1855 году словарь иностранных слов фиксировал определение «реализма» как «изображения явлений так, как они есть, без прикрас». В последующие годы, когда в «толстых журналах» и вне их стирались границы между литературной критикой, философией и публицистикой, бытовало сразу несколько конкурирующих концепций реализма — от манифеста Чернышевского до «реализма в высшем смысле» Достоевского.
Этот вопрос осложняется и исходной многозначностью понятия «реализм». Еще в 1921 году Р. О. Якобсон на нескольких примерах показал, что оно обладает применительно к литературе как минимум пятью ходовыми и часто смешиваемыми значениями: А — авторская интенция создать правдоподобный текст; B — эффект восприятия какого-либо текста как правдоподобного; C — «сумма характерных признаков определенного художественного направления XIX столетия»; D — насыщение текста фабульно немотивированными деталями, создающими эффект реальности; E — «требование последовательной мотивировки, реализации поэтических приемов».
Созданный обществом, возведенный в пословицу и чуть ли не бранное слово типически-пренебрежительный портрет крысы-чиновника дополняется средствами эпистолярной исповеди автопортретом распадающейся социальной субъектности, колеблющейся между смирением маленького человека и гордостью за свой верный труд.
Макар раздваивается на автора и читателя своих наблюдений, а метафорически — «если сравнением выразиться» — на «запуганного и загнанного» мальчика и наблюдающего за ним прохожего. Выработанное в этом пространстве (само)наблюдения сочувствие имеет принципиально противоречивый характер: оно позволяет Макару на один момент воздать себе справедливость только с тем, чтобы вернуться к мысли о том, что «часто самого себя безо всякой причины уничтожаешь».
как соотносится личность с общественным порядком, Адам Смит вводит фикцию беспристрастного наблюдателя, носителя общественной нормы:
Несмотря на то что личное счастье интересует нас более, чем счастье наших ближних, для постороннего свидетеля оно имеет такое же значение, как и счастье всякого другого человека. <…> Если же мы посмотрим на себя так, как смотрят на нас прочие люди, то мы осознаем, что в их глазах мы имеем такое же значение, как и всякий другой человек из толпы.
По выражению М. А. Лифшица, в романах Бальзака «фантастические прообразы-типы» порождаются «необычайно острым анализом реальных отношений»241. Достоевский, переводчик Бальзака, ставил себе сходные задачи. «Бедные люди», в которых Белинский увидел «первую попытку у нас социального романа»242, отвечали на тот же социально-эпистемологический запрос, что и экономическое знание.
В отличие от романтизма, который помещал действительность в сферу идеального и настаивал на первенстве искусства над повседневностью, реализм помещал действительность в повседневный сенсорный опыт и социальную жизнь, наблюдаемые посредством научных метафор. В реализме репрезентация была вторичной по отношению к «непосредственным» данным обычной жизни, но предполагалось, что литература и особенно публицистика способны точно и «истинно» передавать первичный человеческий опыт. Более того, считалось, что литература, создавая «типы» художественных персонажей, способна организовывать разрозненные проявления индивидуальной жизни и возвращать их читателям в собирательной форме, а критика проясняет социальное значение литературных произведений.
Демократическая критика отдавала предпочтение «действительности», «жизни», «реальности» социального бытования, рассматриваемого посредством метафор из естественных наук и социологии, в ущерб эстетическим и философским вопросам.
Проблема интерференции вымысла и реальности, мира романа и исторически конкретного мира вовне текста стала — во многом под влиянием книги Э. Ауэрбаха «Мимесис» — едва ли не центральной для всех исследователей реализма.
