Прощай, иная, неведомая, тайная жизнь. Надо жить дневными скучными переживаниями и, когда придет ночь, спать бессмысленно и тяжело.
Как жаль ночного, несбыточного сна!
Ночной милой жизни, и Селениты, и всего, чего нет и не было!
Все таинственное объяснилось так просто и пошло.
Вот то-то и весело, что нет связи. Не связано, свободно. А где логическая связь, там тоска, тощища. Тоска таскать все от причины к следствию. А вот так-то лучше, как хочу, так и верчу. Когда рассуждаю дельно, то чувствую тосчищу, словно таз чищу, никому ненужный таз.
Ну, это просто, у японцев есть ноги, они войдут в Порт-Артур.
Как хорошо, что есть иная жизнь, ночная, дивная, похожая на сказку, другая, кроме этой дневной, грубой, солнечной, скучной!
Как хорошо, что можно переселиться в другое тело, раздвоить свою душу, иметь свою тайну!
Лютик надоедал шутками, — бесконечными, скучными, назойливыми.
Как струя в ручье, как нежный звон свирели, звучал тихий голос царевны Селениты.
Вся она была нежная, воздушная и такая легкая, что казалась прозрачною.
нежная царевна Селенита, легкий призрак летних снов.
Так это не Готик уходил к Селените, — это в его одежде бегала Настя. Как глупо!
Как жаль ночного, несбыточного сна!
Ночной милой жизни, и Селениты, и всего, чего нет и не было!
Все таинственное объяснилось так просто и пошло.
Готику стало тоскливо.
Он опять заплакал.
Отец взял его на руки и отнес в спальню, утешая обещанием купить велосипед.
А Лютику было смешно. Он дурачился и хохотал.
— Ну, спите, спите, дети! — сказал Александр Андреевич.
И все опять в своих спальнях.
Спать!
Прощай, иная, неведомая, тайная жизнь. Надо жить дневными скучными переживаниями и, когда придет ночь, спать бессмысленно и тяжело.
радостная сияет на ее лице улыбка, — но эта радость растворена в дивной печали.
И от этой радости, и от этой печали кружится голова и на глазах закипают слезы.
