Еда зимой ценилась на вес золота и никогда не пропадала: самому завалящему овощу хорошая хозяйка находила применение.
– Да что ты, как можно! – Сабира замахала руками. – Я сама принесу, а ты отдыхай, не хочешь есть – так чаю попей, я вкусный заварила, с чабрецом и мятой.
Айбала посмотрела на Фазилат, прижимавшую к себе дочку. Она помнила силу, которая отбросила ее от нар в тот момент, когда она пыталась облегчить роженице боль. Такое случилось впервые и совсем ей не понравилось.
– Пойдем, Айбала, – позвала от двери Шуше. – Пусть они отдыхают.
Айбала вышла из родильной комнаты и еще немного постояла у двери.
Луна, если и рискнула появиться в эту ночь на небе, сразу спряталась за тучами и снежной завесой.
Женщину, возомнившую себя свободной, следовало немедля вернуть на истинный путь;
рожали местные женщины охотно и помногу, ведь это было единственным доступным им занятием, не считая ведения хозяйства.
Хотя в ауле проживало не так много семей, рожали местные женщины охотно и помногу, ведь это было единственным доступным им занятием, не считая ведения хозяйства.
Айбала безропотно встала и направилась к двери. В какой-то мере она даже обрадовалась, что этот тяжелый разговор наконец закончился. Но вместе с тем ей не хотелось уходить. Она понимала, что подобный вечер больше не повторится. Уже завтра заведующий, скорее всего, пожалеет о своей откровенности. Но она была благодарна ему за то, что сегодня он говорил с ней как с равной.
Повинуясь импульсу, Айбала
грязно-ржавого цвета. За рулем сидел Рахман Мяршоев с лицом удивленным (машина все-таки завелась и поехала) и озабоченным (а ну как мотор заглохнет в пути?). Рядом с ним сидел Тимур, с лицом не менее удивленным (ему удалось уговорить Рахмана, хотя поначалу тот категорически отказывался) и озабоченным (что стало с Алимой, пока его не было?)
прощения у мужа или отца, молись
Такой совет всегда давали старшие женщины младшим, которые приходили за утешением: иди домой
