какая глупость, что почти всю женскую красоту приходится скрывать, чтобы матрос не сорвался с топ-мачты.
Что же мне теперь? Считаться с мнением другого пола, каким бы оно мне ни казалось идиотским?
Стрелки караваном тянутся по пустыне. Черные черточки на циферблате — это оазисы. Длинная стрелка выступила вперед на разведку воды. Короткая спотыкается, бедная, о горячие камни пустыни. Ей в пустыне и умирать. Хлопает кухонная дверь. Лают вдали беспризорные псы. Вот ведь как петля этой цифры набухает, вздувается временем, превращается в круг; и держит в себе весь мир. Пока я выписываю цифру, мир западает в этот круг, а я остаюсь в стороне; вот я свожу, смыкаю концы, стягиваю, закрепляю. Мир закруглен, закончен, а я остаюсь в стороне и кричу: «Ох! Помогите, спасите, меня выбросило из круга времени!»
— Но когда мы сидим рядом, так близко, — Бернард говорил, — мои фразы текут сквозь тебя, и я таю в твоих. Мы укрыты в тумане. На зыбучей земле.
Цветок за цветком вспыхивает в зеленой тьме. Листва пляшет, как арлекин, и прыгают лепестки. Стебли тянутся из черных пучин. Цветы плывут по темным, зеленым волнам, как рыбы, сотканные из света. Я держу в руке стебель. Я — этот стебель.
Когда поднимается дым, это значит: сон кучерявится туманом над крышей, — Луис говорил.
— Я слышу, — Луис говорил, — как кто-то топает. Огромный зверь прикован за ногу цепью. И топает, топает, топает.
— Смотрите — там, на балконе, в углу паутина, — Бернард говорил. — И на ней водяные бусины, капли белого света.
— Листы собрались под окном и навострили ушки, — Сьюзен говорила.
— Тень оперлась на траву, — Луис говорил, — согнутым локтем.
— Острова света плывут по траве, — Рода говорила. — Они упали с деревьев.
— Глаза птиц горят в темноте между листьев, — Невил говорил.
несколько дней спустя на Уимпол-стрит отправляли в оберточной бумаге собачью голову и лапы.
А Флаш, когда открывался вольный мир, жертвовал всеми запахами Уимпол-стрит, чтоб только лежать у ее ног.
Их разделяла самая глубокая пропасть, какая только мыслима между двумя существами. Она была говорящая. Он — нем. Она была женщина. Он — пес. Так, нерасторжимо связанные и бесконечно отъединенные, смотрели они друг на друга.
