Войди сюда невзначай посторонний человек, он не удержался бы от восклицания, увидев, как сухонький раввин, одобрительно ворча по-немецки, с азартом обгладывает свиные ножки.
Сострадание разносит заразу страдания,
— Ещё Зверь не вышел из моря, — сказал он. — Вот он выйдет — и согласуем. — И посмотрел на часы.
— Зверь давно вышел, — сказал Николай Степанович и тоже посмотрел на часы.
К ним отнеслись с небывалой для тех времён гуманностью: тех, кто считал ниже своего достоинства заниматься безобидным абсурдом, отправляли считать яйца гагарам, поскольку сами гагары считать не умели; но кое-кто работал и над этой проблемой. Опять же и посадка лесов предпочтительнее лесоповала…
Надоели ваши расстрелы, лагеря… Не всем надоели, возразил Гаврилов. В тех старых лагерях только лампочки вкрутить
— Виктор, — сказал я, — прошлый раз вы слегка перепутали смелость с идиотизмом. Поэтому я прошу вас: не стесняйтесь кланяться пулям, они ведь женского рода.
В этом нет ничего нового, ибо вообще ничего нового нет.
Николай Рерих
Если я всё правильно понял, вы хотите воспер… в'спре… пятствывовать воскрешению мёртвых в день Страшного Суда. А вот как к этому отнесётся Русская православная церковь за рубежом? С ними вы согласовали?
Каин впервые улыбнулся.
Несколько минут глаза не видели ничего, кроме сиреневых пятен.
Потом внизу тьма распалась на множество серых силуэтов, и тут же, будто добавили свет, стало видно всё.
Толпа крыс стояла, задрав острые мордочки, перед каменным возвышением. На возвышении размещался целый игрушечный город, собранный из спичечных и обувных коробок, молочных пакетов, банок из-под пива, ячеек для яиц... Пластмассовый кукольный дом для Барби означал здесь, наверное, царский дворец. Большой крыс в накинутой подобно плащу аккуратно обгрызенной банановой кожуре стоял на краю возвышения и будто обращался к толпе, негромко попискивая. Толпа отвечала возмущённо. Крысы, укрытые по ушки газетными обрывками, вынесли напёрсток (или кукольную чашечку?), и в нём крыс в банане медленно ополоснул передние лапки. Позади на круглой огороженной площадке несколько громадных жирных пасюков в красных накидках важно стерегли маленького альбиноса. Проходя мимо, крыс в банане пискнул что-то и, взмахнув хвостом, скрылся в Барби-домике. Пасюки, возглавляемые здоровенной крысой, которая напялила на себя целую консервную банку с дырами для лапок, растянули альбиноса и начали стегать его хвостами...
— Держи меня, Коминт, — прошептал Николай Степанович.
— Степаныч, да что же это...
— Господи, путеводи меня в правде Твоей... — он перекрестился.
Наваждение не исчезло.
Крысы, толпящиеся внизу, раздвинулись, образовав длинный коридор. Он вёл от игрушечного города к невысокой кучке камней. И пасюки в красном, окружив альбиноса, стали подталкивать его к этому коридору. Альбинос шёл неохотно, оглядываясь как бы в ожидании помощи и поддержки. Откуда-то возник связанный из палочек крест. Альбинос взял его передними лапками и понёс сквозь верещащую толпу...
— Уйдём, — сказал Николай Степанович. — Не могу больше...
— Ну, Степаныч, дай досмотреть.
— Нет, Коминт. Не для людей это..
