ивку, обсуждая, где можно найти хирурга, который пустит Грею кровь… Грей, ослабший от боли и усталости, чувствовал, что того и гляди заплачет.
Собравшись с силами, он поблагодарил ополченцев, и они наконец-то разбрелись по своим местам. Глотнув крепкого спиртного из фляжки Джекобса, Грей сел на землю, закрыл здоровый глаз, положил голову на бревно и принялся ждать, когда утихнет боль в висках.
Невзирая на телесные неудобства, дух его пребывал в покое. Окружавшие его люди – не солдаты, да что там, их даже войском не назовешь, но они заняты общим делом и заботятся друг о друге, а это Грей понимал и любил.
– …мы несем свои потребности и желания Тебе, Господь всемогущий, и молим Тебя благословить наши деяния…
Преподобный Вудсворт читал молитвы. Он делал это каждый вечер, и кто угодно мог присоединиться к нему, если не был занят разговорами, каким-нибудь мелким ремонтом или заточкой оружия.
Грей знал только, что они сейчас где-то на северо-востоке от Филадельфии. Время от времени им встречались курьеры на лошадях, и путаные обрывки новостей и различные домыслы перепрыгивали от них на отряд, точно блохи. Грей понял, что английская армия направляется на север – сомнений нет, в Нью-Йорк, – а Вашингтон и его войско оставили Вэлли-Фордж и нападут по пути на Клинтона, но никто не знает, где именно. Войска собираются где-то в местечке под названием Коруэлл-Ферри, возможно, там им и скажут, куда идти.
О своем будущем Грей не задумывался. Он с легкостью мог бы сбежать под покровом темноты, но какой в этом смысл? Бродя по округе, к которой стекаются отряды ополченцев и регулярной армии, он гораздо сильнее рискует снова попасть к полковнику Смиту, который может его с ходу повесить, чем оставаясь с отрядом Вудсворта.
Опасней может стать, когда они все-таки присоединятся к войскам Вашингтона, – но крупные армии не могут ни спрятаться друг от друга, ни остаться незамеченными. Если Вашингтон подойдет близко к Клинтону, тогда Грей дезертирует – если это, конечно, можно назвать дезертирством – и сдастся англичанам. В этом случае он рискует только быть подстреленным излишне бдительным часовым прежде, чем его опознают.
Сквозь дремоту и стихающую боль вновь пробились молитвы Вудстворта.
Благодарность?.. Да, пожалуй, Грею есть за что благодарить Господа.
Уильям подпадает под действие условий сдачи и потому не может сражаться. Джейми Фрэзера отправили сопровождать тело бригадного генерала Фрэзера на родину, в Шотландию. Правда, он вернулся, но не в армию. В этой битве он тоже не будет участвовать. Племянник Генри выздоравливает, но к службе в армии не годен. Похоже, в предстоящем сражении – если оно вообще состоится – не будет участвовать никто из тех, за кого Грей беспокоится. Хотя… Рука нащупала пустой карман на брюках. Хэл. Черт побери, где сейчас Хэл?
Грей вздохнул и расслабился, вдыхая запахи дыма костра, еловых иголок и жареных лепешек. Где бы Хэл ни был, опасность ему не грозит. Брат способен о себе позаботиться.
Молитвы завершились, и один из ополченцев запел. Грей знал эту песню, однако слова в ней оказались иными. В той песне, что слышал Грей, – ее исполнял полковой хирург, сражавшийся в Колониях во время франко-индейской войны, – были такие слова:
Продал корову Эфроим
И все, что мог, распродал.
Потом в Канаду поскакал
Сражаться за свободу.
Домой вернулся наш храбрец,
От страха аж икает —
Ведь, оказалось, на войне
Иной раз убивают!
Американцы не были на хорошем счету ни у доктора Шакберга, придумавшего эту песенку, ни у того, кто сочинил новую версию, которую использовали в качестве марша. Грей услышал ее в Филадельфии и теперь принялся напевать себе под нос:
Янки Дудль к нам приехал
Покупать винтовку,
Смолой и перьями обмажем
Его – и Джона Хэнкока! [60]
А его спутники проникновенно пели другой, новый вариант:
Янки Дудль к нам верхом
Приезжал на пони.
Шляпу круглую с пером
Звал он макарони [61].
Зевая, Грей размышлял, знают ли ополченцы, что слово «дудль» на немецком означает «простак». Да и город Морристон штата Нью-Джерси вряд ли когда-нибудь видел «макарони» – юных модников, носивших розовые парики и с десяток мушек на лице.
Головная боль утихла, и Грей с удовольствием прилег. Сапоги с самодельной шнуровкой немилосердно жали, Грей стер пятки в кровь и старался идти на цыпочках, отчего сейчас у него болели лодыжки. Он осторожно вытянул ноги, упиваясь ощущением болезненно ноющих мышц, – по сравнению с ходьбой это было едва ли не блаженством.
От наслаждения простыми радостями жизни его отвлекло сглатывание возле уха и тихий мальчишеский голос:
– Мистер… если вы не будете есть свою лепешку…
– Что? Ах да, конечно…
Прижимая ладонь к больному глазу, Грей с трудом сел и огляделся. На бревне рядом с ним сидел мальчишка лет двенадцати. Грей уже нашаривал в мешке лепешку, когда мальчишка вдруг ахнул. Грей вгляделся в него и внезапно узнал внука Клэр. Светлые взъерошенные волосы нимбом окружали его голову, а на лице застыло выражение ужаса.
– Тихо! – шепнул Грей и так крепко ухватил мальчишку за колено, что тот взвизгнул.
– Что такое, Берт? Поймал вора? – Эйб Шаффстал обернулся, отвлекшись от игры в бабки, и близоруко прищурился на мальчика.
О боже, как же его зовут? Его отец француз, так может Клод? Генри? Нет, так зовут младшего, который карлик…
– Tais— toi![62]– еле слышно приказал Грей мальчишке и повернулся к своим спутникам. – Нет-нет, это сын моего соседа из Филадельфии, его зовут… Бобби. Бобби Хиггинс, – сказал он первое пришедшее на ум имя и спросил мальчишку, надеясь, что тот сообразительностью пошел в бабушку: – Зачем ты здесь, сынок?
– Ищу дедушку, – тут же ответил тот, настороженно зыркая взглядом на ополченцев: когда песня оборвалась, все они посмотрели на него. – Мама послала меня передать ему одежду и еду, но какие-то злодеи в лесу стянули меня с мула и заб… забрали все.
Голос мальчика непритворно дрожал, а на грязных щеках виднелись следы слез.
Раздалось сочувственное бормотание, а из мешков и карманов на свет появились черствый хлеб, яблоки, сушеное мясо и грязные платки.
– Как зовут твоего дедушку, сынок? В чьем он отряде? – спросил Джо Бакман.
Мальчик в замешательстве посмотрел на Грея, и тот ответил за него:
– Джеймс Фрэзер. Он должен быть в одном из пенсильванских отрядов, так ведь, Бобби?
– Так, сэр. – Мальчик высморкался в предложенный ему платок и с благодарностью взял яблоко. – Черт… – он осекся и скрыл конец фразы за покашливанием, а потом сказал: – Большое вам спасибо, сэр. И вам тоже, сэр. – Он вернул платок его владельцу и жадно принялся за еду, отвечая на вопросы кивками или мотанием головы. Из невнятного бормотания стало понятно, что он забыл номер отряда своего деда.
– Не важно, – успокаивающим тоном сказал преподобный Вудсворт. – Мы все соберемся в одном месте. Ты наверняка найдешь там своего деда. Как ты думаешь, получится у тебя идти с нами, пешком?
– О да, сэр. Я способен идти долго. – Кивнул… Жермен! Точно! Его зовут Жермен!
– Я позабочусь о нем, – поспешно сказал Грей, и инцидент был исчерпан.
Грей дождался, пока все забудут о мальчике и начнут готовиться ко сну, поднялся – мускулы протестующе заныли – и кивком позвал Жермена за собой. Движения причиняли боль, и Грей не удержался от приглушенного вскрика.
– Так. Какого черта ты здесь делаешь? – тихо спросил он, когда их уже не могли подслушать. – И где твой треклятый дед?
– Я как раз ищу его, – ответил Жермен и расстегнул пуговицы на штанах, намереваясь облегчиться. – Он пошел в… Прошу прощения, милорд, но я не знаю, можно ли рассказать вам об этом. Я имею в виду… – Мальчик сейчас был всего лишь тенью на фоне темноты, но даже его силуэт выражал сомнения. – Comment se fait-il que vous soyez ici?
– Как я попал сюда? – тихо повторил Грей его вопрос. – И правда, как? Не важно. Хочешь, я скажу тебе, куда мы направляемся? Похоже, мы идем к месту под названием Коруэлл-Ферри, чтобы соединиться с войсками генерала Вашингтона. Ну что, тебе полегчало?
Тонкие плечи Жермена расслабились, и тихий перестук капель по земле сказал, что да, ему стало легче. Грей присоединился к нему. Покончив с делом, они пошли на свет костра.
Не доходя до лагеря, Грей сжал плечо Жермена, и мальчик замер.
– Attendez, monsieur[63], – тихо сказал Грей. – Если ополченцы узнают, кто я, они меня повесят. Сразу же. С этого момента моя жизнь в твоих руках. Comprenez-vous?[64]
Воцарилась напряженная тишина.
– Вы шпион, милорд? – не оборачиваясь, тихо спросил Жермен.
Прежде чем ответить, Грей помолчал, выбирая между целесообразностью и честностью. Вряд ли он забудет то, что видел и слышал, и после возвращения к своим из чувства долга передаст эту информацию кому следует.
– У меня не было выбора, – наконец сказал Грей.
После захода солнца подул прохладный ветер, зашелестели листья.
– Bien[65]. И спасибо за еду. – Жермен повернулся, и отблески костра упали на его вопросительно выгнутую светлую бровь. – Значит, я Бобби Хиггинс. А как тогда зовут вас?
– Б