Это было не идеализированное тело раненого на плакате военного времени, воплощавшее либо упорную решимость продолжать борьбу, либо самоубийственный героизм, а яркое напоминание о том, какое усилие требовалось для этих мужчин, чтобы в совершенно буквальном смысле снова встать на ноги и преодолеть лишающий их мужского достоинства комфорт госпитальных коек.
«В этих деформированных изуродованных мужчинах женщинам предстояло признать их бывшие маскулинные самости, разглядеть их бывшую силу и красоту и заменить своими здоровыми частями тела их отсутствующие или не функционирующие органы» [232]. Таким образом, благодаря наличию женщины в его жизни изуродованный или травматизированный мужчина возвращался к жизни и оказывался способным занять свое прежнее положение в семье.
Мужчины в новом советском романе — лишенные конечностей, с изуродованными лицами, расстроенным или истерическим рассудком — кричали на койках госпиталей от беспомощности, отвращения к себе и кажущейся невозможности даже вообразить себя частью нормальной семейной жизни [231].