Сегодня ты рвёшь жопу ради диплома, а завтра ты её подтираешь этим самым дипломом, потому что больше ни на что он не сгодится.
Будущее пугало меня примерно так же, как пугает человека сочетание свежевырытой могилы перед глазами и дула пистолета, приставленного к затылку.
Если мир вокруг меня разрушится – я сотворю его заново.
Почему-то я проспал до часу дня. Чувствуя себя по причине пересыпа скверно, я решил остаться в постели и, если получится, умереть по-настоящему.
– Все должны почувствовать себя виноватыми, понимаешь? За то, что не ценили тебя при жизни. За то, что своим равнодушием свели тебя в могилу. И попытаться свою вину загладить.
– У меня и знакомых-то столько нет.
– Тогда пусть незнакомые почувствуют себя виноватыми, что не были знакомы с тобой!
Я видел выброшенных на улицу атлантов. Поверженные титаны лежали навзничь, открытые жестокому солнцу и дикому ветру, но лица их оставались всё такими же невозмутимыми, словно и не был разрушен небесный свод, их могучие руки всё ещё пребывали в напряжении, поддерживая то, что уже никогда не будет восстановлено. Потом их куда-то увезли, вероятно, на базар органов, изъятых у мёртвых старых зданий.
Наверное, существуют призраки снесённых домов.
Она забыла положить в фарш рис, – прошептал он с таким ужасом, словно ему забыли положить рис в плов.
Мне кажется, Сайкина неудержимая тяга к хаотичному цитированию – нечто вроде болезни типа синдрома Туретта. Или ей страшно, что кто-то решит, будто внутри она пустая, словно оболочка с трещиной на спине, которую оставляет после себя насекомое, превращаясь из нимфы в имаго.
Бардо Тодол, тибетская Книга Мёртвых
«Подумал, но промолчал» – это наиболее естественное для меня состояние. Иногда оно становится причиной многих неудобств.
