«Я только хочу тебя предупредить, – говорила она, – что за то качество, из-за которого ты на человеке женишься, за то же самое ты его в итоге и возненавидишь».
Возможно, быть родителем означало учиться, подумал Робин, родительство – это такой урок, как научиться быть совершенно другим человеком.
– Вот так и семья, – сказал Дэвид. – Ты думаешь, что развязался с ними, но никогда не можешь по-настоящему освободиться, завитки окружают тебя навеки.
Грета громко расхохоталась:
– И ты это выяснил только сейчас?
– Полагаю, я тугодум.
* * *
Вот в чем разница между этой сценой и теми, что у французских художников, подумала Элис, – на их картинах люди что-то делают вместе, устраивают пикник или катаются на лодках, а здесь все по отдельности. Даже ее отец, который сейчас плывет к берегу всего в нескольких ярдах от нее. Со стороны ни за что не подумаешь, что Гарретты вообще знакомы друг с другом. Каждый сам по себе, и выглядят такими разобщенными, такими одинокими.
А, французская косичка.
– Точно. И когда она их расплетала, то волосы оставались волнистыми и еще много часов свисали такими завитками.
– Да…
– Вот так и семья, – сказал Дэвид. – Ты думаешь, что развязался с ними, но никогда не можешь по-настоящему освободиться, завитки окружают тебя навеки.
А я искренне надеюсь, что он ничего не знает, – заявила она. – Потому что трудно представить худшую пытку, чем смотреть с небес, как твои родные страдают без тебя.
Эти картины стоят тысячи долларов! Это нечестно!
– Нечестно?
– Ты вкладываешь в свои картины гораздо больше труда.
Бабушка рассмеялась:
– Солнышко, глупо заглядывать в чужую тарелку.
– В смысле?
– Просто иди своей дорогой. И не парься из-за других.
О, на что только не пойдет эта семейка, лишь бы не испортить идеальную картинку, как они ее себе представляют!
Недоговаривать, не доводить до конца, не испытывать потребности выплеснуть все наружу.
Поднявшись по эскалатору – Мерси закрыла книжку в самый последний момент и с кресла поднялась очень неторопливо, – они оказались в невероятно громадном, почти бескрайнем пространстве, где Кендл почувствовала себя совсем крошечной, а мимо сновали, сливаясь в размытые пятна, разные люди, и мужчины в униформе везли тележки с багажом.
