Возможно, одно из самых значимых открытий, спровоцированных катастрофическим опытом XX века, — концептуализация смысла как потребности, необходимой для поддержания жизни
конце концов мы пришли к мысли, что строим отнюдь не мир, который Должен Быть, и, уж конечно, не мир, который Обязательно Когда‐нибудь Наступит, — мы строим Мир, в котором нам хотелось бы жить и работать
Стругацкие явно заворожены конструированием идеального мира — и в то же время как будто плохо представляют себе, что делать с его идеальностью (
иррациональной преданностью реалистичному миру, в котором «живут» придуманные Стругацкими герои. Читательский опыт обладает при этом глубокой персональной значимостью, он проживается и наделяет жизнь смыслом.
Первое, что обращало на себя внимание, — читатели продолжали читать между строк.
Иными словами, идея чтения между строк связана здесь с усложнением интерпретативного режима, с вниманием к самой инстанции интерпретатора, с тем, что она становится видимой и значимой. Тоталитарная модель чтения эту инстанцию игнорирует и вытесняет: согласно канонам соцреализма, идеальное сообщение является абсолютно ясным, прозрачным и равным себе, оно в принципе не допускает никакой зашифрованности и не содержит никаких нефункциональных шумов55. Перемещая акцент с дис
научаемся определенным принципам чтения и зрения, позволяющим распознавать утопию, видеть ее — част
мы смотрим на нее в первую очередь глазами «шестидесятников», внезапно открывших для себя новые (как казалось, необозримые) горизонты. Понадо
герметичной, приземленной дооттепельной фантастики, скованной условностями, категорически неспособной сколько‐нибудь свободно говорить о будущем, более того — страшащейся в него заглядывать
Начало «оттепели» и даже конкретно 1956 год принято считать отчетливой чертой, за которой ситуация резко меняется: в 1957 году в ж