Когда мне было года два-три, я, как все дети, любила играть и коверкала слова. С маминым директором, которого я часто видела у нее на работе, у меня была особая игра. Я подбегала к нему близко, поднимала голову и кричала: «Голову вверх!» Видимо, я хотела сказать, что, чтобы рассмотреть этого человека, нужно задирать голову. А однажды папа спросил у мамы, почему я называю ее научного руководителя голым львом.
подумала, что, наверное, когда-нибудь смогу понять ее трехлетнее отсутствие и его трехлетнее отчуждение. Смогу принять ее одержимость и его замкнутость. Когда-нибудь, но не прямо сейчас.
они никогда не могли решить, чья очередь прибраться, поэтому не прибирался никто
наш подгнивший плот поднимал потрепанный парус и продолжал свое бесцельное плавание.
– Не знаю. И вообще принцев не бывает.
Как и чудовищ.
Ну в самом деле, – Ваня сморщился, сделал глоток и сморщился еще больше. – Ужас, как вы это пьете? – Он подозрительно понюхал кофе. – Там что, ацетон?
– Расскажи ему про накопление парацетамола!
– Как молекулы парацетамола оседают в ядрах клеток и высасывают из них жизнь!
– И о спасительной силе полотенчика
Можетнуегонафиииииии-и-и-и, – завыла я – и вдруг снова поехала.
– Едешь, едешь! Отцепись от меня! – Ваня пытался оторвать мою руку.
– А знаете что? – Родители мгновенно замолчали. – Хватит думать только о себе, поняли?
– Э-э-э… поняли.
– Вы хоть представляете, что вы мне устроили?
Родители молчали.
– Носитесь со своими лекарствами, пропажами и отношениями! И вообще! Идите… идите…
– Подождите, – я вырвалась и прилипла к стеклу.
– Нина!
– Он должен успеть!
И в самом деле, со стороны раздвижных дверей зала вылета к нам бежал Ваня. В огороженный гейт его не пустили. А стекло не пропускало звук.
