Идея посетить Nahui казалась мне сначала абсурдной. Мне представлялся сюжет в духе «Соляриса» – я вхожу в населённый пункт Nahui, и меня тотчас же толпой обступают бледные тени всех, кого я в разное время туда послал…
Потому что не в тех уже я годах и не в том настроении, чтобы совершать красивые безумства. Парадокс всякой жизни в том, что в молодости у тебя, как правило, нет денег на такие безумства, а в зрелости и надвигающейся старости на них не хватает безумия. Видимо, я упустил момент, когда деньги уже были, а авантюризм не вполне угас;
мечтал об этой поездке так же страстно, как в своё время о поездке в далёкий перуанский поселок Nahui, что и осуществилось
Не то чтобы я не любил собственный дом, но оседлая жизнь переносима тогда, когда участвуешь в каком-то глобальном проекте. А пока ожидаешь перемен – на каковое ожидание уходит тут почти всякая жизнь, – лучше ездить. Как-то помогает скоротать время до глобального проекта.
Бегство за границу, чтобы устроить там наконец правильную Россию, – здесь-то она всё равно никогда не получится, – это и есть наша утопия, национальная идея и главная личная цель
Они надарили ему кучу наклеек, и он уж было решил, что перед ним очень богатая организация (шутка ли – двадцать наклеек подарили за здорово живёшь), но фонд оказался крайне скудный. Он потащил меня и переводчика устраивать ему переговоры, быстро понял свою ошибку и поспешил
Так что в Швейцарию поехал я, известный студсовету своей способностью долго и бессодержательно говорить на общечеловеческие темы, два студсоветовских активиста и пара новых русских, с которыми у КМО было что-то вроде бартера: бизнесмен из Львова и жена какого-то партайгеноссе, ныне торговавшего автомобилями.
(Впрочем, я не уверен, что сам не поднял бы руку на Катю со всеми её расспросами, запросами, вечным недовольством и мечтами об отъезде.)
эта другая жизнь, может быть, предпочтительнее для ребёнка. Потому что в ней ребёнку проще адаптироваться к миру взрослых, где никто ничьей судьбой, по большому счёту, не озабочен, – а Славкины дети годами потом писали ему слёзные письма, как хорошо было с ним и как плохо стало без него.
советская педагогика – с тем исключительным значением, которое в России придавалось ребёнку, и с бесконечным стремлением носиться с этим ребёнком – на Западе вообще никому не может быть интересна
