Дипломаты Ивана Грозного огласили новый перечень территориальных претензий к Великому княжеству Литовскому. Никогда ранее он не звучал столь масштабно. Литовские князья были обвинены в подлом захвате исконных владений Рюриковичей, земель бывшей Древней Руси, который они совершили, воспользовавшись поражением русских князей от Батыя: «…а досталась вам та вотчина государя вашего и предков его… некоторыми невзгодами после Батыева пленения, как безбожный Батый многие грады русские попленил». Русские дипломаты потребовали восстановить историческую справедливость и «поступиться» следующими городами: Киев, Любеч, Могилев, Кричев, Гомель, Мстиславль, Минск, Витебск, Львов, Галич, Каменец-Подольский и множество других: «и от Смоленского рубежа по Березину, и Киев со всеми городами, что со старины было ему подвластно, и до Бреста, и Подольские и Волынские земли… А Волынская и Подольская земля и по польскую границу, и то все вотчина наша». Осью новых приобретений должен был стать Днепр, а центром — Киев.
Дипломат Великого княжества Литовского, писарь Михайло Гарабурда, заслушав весь список, саркастически заметил: «Первое малые дела переговорим, потом и большие будем обсуждать». На фоне подобных требований «малым делом» Гарабурда назвал… потерю Полоцка
Правление Генриха продолжалось 16 недель, после чего он тайно, в ночь с 28 на 29 июня 1574 года, сбежал во Францию. Причиной этого экстраординарного поступка (случаев, когда короли сбегали с престола, мировая история знает немного) было известие о смерти короля Карла IХ. Французский трон был куда более желанным, чем польский. Польские гонцы сумели нагнать его в пограничье, под Освицем, упали в ноги и просили вернуться. Генрих произнес прочувственную речь на тему, что у каждого свое отечество, а его место во Франции, и поехал дальше.
Поляки были страшно оскорблены. Их можно понять. Бывало, что королей свергали силой, изгоняли из своего государства или даже убивали, но чтобы король бросил подданных и убежал в более «развитую» страну — такого в Восточной Европе никогда не случалось. Ходили слухи, что последней каплей, переполнившей чашу терпения Генриха, было обязательство жениться на «престарелой» Анне Ягеллонке. Но ведь это тоже была «поруха чести» — короли, как известно, по любви не женятся, и потому не следовало избегать родства со славным родом Ягеллонов
В ходе дискуссии 18–20 июня было найдено компромиссное решение: заключить трехгодичное перемирие без урегулирования границ в Ливонии. 24 июня 1570 года стороны целовали на перемирных грамотах Евангелие и крест, а в мае следующего года договор был подтвержден в Литве, что поставило точку в русско-литовской войне.
Итоги войны удовлетворили Ивана IV: он продолжил дело отца по присоединению к России крупнейших городов Великого княжества Литовского (Василий III взял Смоленск, а его сын — Полоцк), добился признания русских завоеваний в Ливонии. Причем инициатива заключения перемирия исходила от Сигизмунда, что для Грозного также было немаловажно: кто просит мира, тот и проиграл.
Отсюда то глумливое отношение, с которым посольство Скротошина было принято в Москве. Сам царь высмеивал дипломатов, а дворяне прямо на царском дворе беспардонно ограбили их. К ногам царя бросили отобранную у литовцев амуницию, над которой московские дворяне во главе с самим государем устроили унизительную потеху. Издевательства иллюстрировали известную поговорку: «Горе побежденным».
В итоге Иван Грозный войну проиграл, подписал Ям-Запольское перемирие с Речью Посполитой и Плюсское перемирие со Швецией. Россия не добилась выхода к Балтийскому морю и потеряла все завоевания в Ливонии. Война имела массу негативных последствий: русское общество устало от нее, наступил социально-экономический кризис, который косвенно способствовал введению крепостного права и даже наступлению Смутного времени.
Прибалтийский мир-экономика начинает разрушаться после того, как в 1471–1478 годах Москва присоединяет Великий Новгород, а в 1510 году — Псков. Вместо феодальных республик, в принципе равных по масштабам Ливонии, она оказывается перед лицом огромного Российского государства. Поменялось все, вплоть до личного состава купцов: Ганзейский торговый двор в Новгороде был разогнан в 1492 году, новгородских и псковских купцов принудительно переселили вглубь России, а на их место прислали москвичей.
Среди историков есть два мнения на этот счет. Первое — Ливония была обречена, поскольку не смогла бы противостоять столь масштабной агрессии. У нее не было ресурсов для обороны, а империя не хотела ей помочь. К тому же к XVI веку Ливония выродилась. Она начиналась как государство Немецкого ордена и епископов-ландсгерров, целью которого было распространение католической веры среди народов Прибалтики и Восточной Европы. Когда язычники кончились, орден стал не нужен. Как военная и духовно-религиозная корпорация он себя исчерпал и выглядел «обломком Средневековья» на фоне молодых государств Нового времени. Бесконечные раздоры магистра, епископов и городов сделали Ливонию бессильной.
Вторая точка зрения утверждает, что орден мог бы выжить, если бы нашел в себе силы к превращению из рыхлой феодальной средневековой конфедерации в государство Нового времени, в данном случае — в королевство, наследственную монархию. Это позволило бы мобилизовать силы, дать отпор врагам и найти свое место среди балтийских государств. Предпосылки к такому варианту развития событий ученые видят в политике последнего сильного магистра ордена — Вольтера фон Плеттенберга (1494–1535), который пытался преобразовать Ливонию. Однако после его смерти не нашлось «второго Плеттенберга», который смог бы завершить нача
Народы Восточной Европы не любили Немецкий орден, слишком памятны были недавние «рейзы» («поездки», от немецкого reisen), когда тевтонцы приглашали рыцарей со всей Европы (французов, итальянцев, англичан) поразвлечься, размяться в набегах на беззащитные литовские и славянские деревни.
Англичанин Джером Горсей в конце столетия так писал о Ливонии: «Это самая прекрасная страна, текущая молоком и медом и всеми другими благами, ни в чем не нуждающаяся, там живут самые красивые женщины и самый приятный в общении народ, но они очень испорчены гордостью, роскошью, ленью и праздностью».
Когда мы говорим о балтийских войнах, то более выпуклой становится роль Швеции, Дании, Польши. Когда пишем Ливонская война, то на первый план выходит борьба России за Ливонию с остальными.
и утверждал, что защита православия была также одним из побудительных мотивов вторжения в Ливонию.
