Босх как своеобразный скриптор и комбинатор визуального соединял и синтезировал в пространстве своих творений разные тенденции, интуитивные векторы и смысловые потоки своего времени. Наиболее наглядно такой синтез предъявляется в образах странных существ, мутантов, гибридов, состоящих из частей различной природы
Вероника, – vera icona – истинная икона
В совсем иного рода фильме «Вий» (по хрестоматийному произведению Гоголя) внимательный кинозритель заметит триптих Босха «Святые отшельники»
Толстой же усматривал в картине связь с «Евгением Онегиным» Александра Сергеевича Пушкина, а именно с описанием жутких чудовищ и монстров из кошмарного сна Татьяны:
И что же видит?… за столом
Сидят чудовища кругом:
Один в рогах, с собачьей мордой,
Другой с петушьей головой,
Здесь ведьма с козьей бородой,
Тут остов чопорный и гордый,
Там карла с хвостиком, а вот
Полу-журавль и полу-кот.
Еще страшней, еще чуднее:
Вот рак верхом на пауке,
Вот череп на гусиной шее
Вертится в красном колпаке,
Вот мельница вприсядку пляшет
И
Обобщая проделанную исследовательскую работу, сегодня мы ясно видим, что работы Босха аккумулируют многие средневековые тексты. Его триптихи и уцелевшие фрагменты утраченных картин накрепко вплетены в самую ткань средневековой культуры. Через призму её текстов понимается и прочитывается всё творчество Иеронима Босха, являющегося в свою очередь проводником и дверью в мир позднего Средневековья.
Увы, судя по всему, Босх не был ни содомитом, ни адамитом, ни катаром, ни альбигойцем: он вёл тихую, размеренную и однообразную жизнь в провинциальном захолустном городе, откуда практически не выбирался.
Многие символы, истории, тексты и образы, на которые мог ссылаться Иероним Босх, утрачены и реконструируются косвенно. Устная речь времён художника, крылатые фразы, расхожие идиомы, пословицы и поговорки вряд ли понятны даже современному носителю нидерландского языка: временной, культурный, языковой разрыв неодолимо велик. Современники же Босха явно понимали художника и наслаждались его картинами
Итак, триптихи Иеронима Босха рассказывают о бытии человека. Жизнь начинается в раю. В раю же вершится и великое искушение. Восстание против Бога оборачивается смертью. Жизнь мирская исполнена соблазнов и греха, подстерегающих человека от рождения до смерти, – вплоть до Страшного суда. Иеронимовы триптихи детально раскрывают это фатальное предание. Тем не менее в каждой работе Босха есть намёк на покаяние, есть образ, свидетельствующий о Христе и святых, об искуплении и милости: пессимистические панорамы отмечены знаками присутствия сакрального. Невзирая на это, идеал, – жизнь Христа и аскетов, – практически недостижим. Однако зрителю, реципиенту картин Босха, даётся что-то вроде зеркала, возвращающего взгляд смотрящего на и вглубь него самого, провоцирующего на размышление и рассуждение, а в конце концов – на покаяние и на катарсис.
усердно и рьяно молилась Богу, прося сделать её отталкивающей уродиной. В ответ на мольбы чёрная борода украсила благородное лицо истинно верующей. Помолвка сорвалась. А полный гнева отец распял дочь таким же образом, как был распят её кумир – Христос.
опустившись на колени, спокойно стирает бельё, казалось бы, не обращая внимания на адское столпотворение, что охватывает всё вокруг. Эта крошечная сцена, может быть не просто алогичной жанровой деталью. На языке алхимии образ стирающей женщины намекает на «омовение» или «промывающий» этап в алхимической работе. Нечистые