Проффера снова интересует погружение в текст, изучение его анатомии. Он делает рентгеновский снимок или томографию, но не для того, чтобы поставить диагноз. Проффер — «литературный пьяница», он поглощен вдумчивым чтением, единственный смысл которого — «восторг узнавания и уколы эстетического наслаждения»
Довлатов, например, пишет Профферам по поводу выхода его «Невидимой книги» в 1978 году: «На протяжении года или полутора лет книжка в „Ардисе“, перспектива ее издания — было единственным, что примиряло меня с жизнью. Потому что я тогда очень быстро спивался, опускался, разводился с женой и так далее. Я этого никогда не забуду. Известно ли вам, что я полтора года носил в кармане желтую рекламу „Ардиса“, где было объявлено издание „Невидимой книги“»
Карл называет Набокова «автором-садистом», поскольку всякий, кто берется за его чтение, «должен иметь под рукой энциклопедии, словари и записные книжки, если желает понять хотя бы половину из того, о чем идет речь… Это немного досадно, поскольку произведения искусства могут потребовать умственных усилий, несоразмерных пользе, от них получаемой, — хотя литературные головоломки порою увлекательны. Читатель обязан быть исследователем»
«Практически во всех академических книгах о книгах пространные теории и генерализации являются менее интересными, чем анализ отдельных пассажей, выявление до этого не учтенных связей между одной деталью и другой» [58].
«Практически во всех академических книгах о книгах пространные теории и генерализации являются менее интересными, чем анализ отдельных пассажей, выявление до этого не учтенных связей между одной деталью и другой» [58].
«Практически во всех академических книгах о книгах пространные теории и генерализации являются менее интересными, чем анализ отдельных пассажей, выявление до этого не учтенных связей между одной деталью и другой» [58].
Профферу, по свидетельству Вячеслава Иванова, формализм был близок, потому что он стал «первой попыткой подойти к изучению литературы вне религии, философии, идеологии. Как говорил Шкловский, безразлично, какой флаг над крепостью.
Новое поколение русской литературы входило в жизнь вместе с Проффером, они были людьми одного времени и одного настроения, уставшие от прошлого, пытающиеся обнаружить в противоречивом настоящем ростки более позитивного будущего. На этом пути их иногда ждало разочарование, но они не оставляли своих исследований характеров и судеб. Одновременно взошла международная звезда самого крупного русского писателя старшего поколения — Владимира Набокова
В одном из первых писем к Набокову, в 1966 году, он признается: «До 20 лет я не читал ничего более серьезного, чем „Справочник по игре в баскетбол“ Шаркета»
Cам Шевченко однажды сказал, что историки делятся на две категории: «Ярко раскрашенная бабочка, порхающая над цветником» и «пресмыкающаяся гусеница, чей по-червяковски приземленный взгляд охватывает даль одного капустного листа». Автор некролога в New York Times (Шевченко умер в 2010 году) утверждал, как и положено для подобных текстов, что Шевченко был и тем и другим
