Великий Медопут, держатель тайных пут, прими дары от твоей детворы. Для дела, для братства, для русского богатства, супротив мирового блядства.
Нам всем грозит свобода,
Свобода без конца.
Д. А. Пригов
Я не оборачивалась, продолжала чистить карасей. Потом он опустился на колени, раздвинул мне ягодицы и стал лизать мне анус.
– Не анус, а попочку, сладкую попочку.
– Да, сладкую попочку.
– Он залез в нее язычком своим?
– Да.
Стакан полон. Рука кладет в него две чайные ложки сахарного песка, размешивает, подносит к губам. Один маленький глоток. И три больших. Приятно сводит скулы. Пощипывает в носу. Влага выступает на глазах. И сразу лучше видишь. Что видно из кухонного окна? Семиэтажный дом напротив. Макушки тополей. Окно чужой кухни. Там стоит мальчик со стаканом в руке, прижав нос к стеклу.
И смотрит. На нас с тобой.
Не только философы способны на очаровательные излишества.
– Сегодня, – Сотникова закрыла глаза в надежде снова увидеть сияющего Тимку
Пьяная мать становилась чужой и непонятной, Катю она тогда или не замечала, или начинала резко тискать и целовать со слезами, словно прощаясь навсегда, что было страшновато.
старшего лейтенанта госбезопасности с косой надписью в уголке «Норильск 1952», и коллективная фотография выпускников юридического факультета Казанского университета 1949 года.
Лошадь медленно опустила голову. Понюхала хвоистую землю. И замерла с опущенной головой. Продолжая гладить губы и ноздри кобылы, Даша присела на корточки. Белесый глаз оказался совсем близко. Даша уставилась на него. Глаз был не весь белый. В середине темнел маленький черный зрачок с тончайшим синеватым ободком. Даша приблизила свое лицо к необычному глазу. Он моргнул. Лошадь все так же неподвижно стояла с опущенной головой. Даша разглядывала глаз. Он ей напомнил трубу, которую их учительница, Варвара Степановна, привезла из Людинова и показывала на уроке. Труба называлась длинным взрослым словом на букву «к». Даша не запомнила слово и назвала трубу «каляда-каляда». В той трубе была маленькая дырочка. В нее надо было смотреть, поворотив другой конец трубы к свету. В трубе был виден красивый цветок. Если каляду-каляду вертеть, цветок превращался в другие цветки, и их становилось так много, и все они были такие красивые и разные, что дух захватывало, и можно было всю жизнь вертеть и вертеть эту трубу.
Иван Петрович взял палку брауншвейгской колбасы и со всего маха ударил девушку по шее. Девушка рухнула на пол.
– Во как… – пробормотал Иван Петрович, глядя на неподвижно лежащую девушку. – Во как.
