Нам обоим нужен был рядом кто-то, кто напоминал бы, что мы люди и еще не все кончено. А что нас ждало еще много интересного – в этом я совершенно уверен.
Люди вообще склонны умирать из-за ерунды. Карточных долгов, неверных возлюбленных, обманутых надежд.
– Не думаю, что обманутые надежды – это ерунда.
– Ерунда-ерунда. – Он вернул дневник на место, в тайник, и повернулся ко мне. – Надежды рушатся каждый день, вы можете даже не замечать этого, строя новые планы, и, если всякий раз накладывать на себя руки, и девяти кошачьих жизней не хватит. Ты не находишь, что смерть – слишком простой выход из положения?
Бонни Рид была из тех современных девушек, что, добившись равенства с мужчинами, частенько путали свободу с ветреностью, а равноправие со вседозволенностью.
Бонни Рид была из тех современных девушек, что, добившись равенства с мужчинами, частенько путали свободу с ветреностью, а равноправие со вседозволенностью.
Пансионат «Старая мельница» на юге графства Ланкашир
– Скажи да.
– Зачем?
– Просто скажи мне: да.
– Ни за что, – уперся я. – Как можно давать согласие такому полному опасных тайн человеку? Мало ли что ты задумал.
Он улыбался, внутри у меня потеплело.
– Хорошо. – Я поднялся и, набравшись смелости, кивнул: – Да.
– Спасибо, – выдохнул он. Я услышал, как громко и беспокойно билось его сердце
– Господи, ты называешь малостью свою жизнь? – прервал я рассказ, раздосадованный. – Прекрати уже заниматься самоуничижением.
– Прости, Филипп, – Джулиус улыбнулся уголком губ, как раньше. – Больше не буду. Я продолжу?
– Если ты умрешь, Филипп, я тоже умру.
Я с усилием поднял тяжелые веки. На меня смотрели теплые карие глаза. Джулиус вздохнул и повторил:
– Если ты умрешь…
– Никогда! – воскликнул я и рухнул на бок
Это было странно. Смешение двух субстанций, древний ритуал побратимства. Нет, пожалуй, что-то более мистическое, личное. Готовность отдать свою жизнь за другого человека, готовность разделить свою жизнь с ним – не просто на словах, красивых и громких, а на деле. Отдавая ему свои годы, дни, часы, вплоть до секунд. Я хотел этого, и я это сделал.
– Джулиус, – я заглянул в его побелевшее лицо. Холодный, почти как мертвый. Но я не верил в это! – Пожалуйста, ты не можешь… Открой глаза. Черт. Джулиус!
Мои слезы закапали на его лицо, смешиваясь с сочащейся из порезов кровью. Страшно было признать это, но друг не дышал. Его грудь не поднималась и не опускалась, ресницы не дрожали. Пуля, прошедшая навылет, окрасила его грудь красным.
Это был конец.
Нет, это не должен быть конец, только не такой!
