Как верующий, мыслящий человек Айвазовский видел главную цель творчества в преобразовании человеческой души, в духовном созидании.
Ивану Константиновичу был выдан заграничный паспорт, в котором фиксировались все передвижения молодого художника за пределами России. Страсть к путешествиям с той поры не оставляла мариниста всю жизнь. Не может не поражать количество городов и стран, в которых он успел побывать за 60 лет странствий — их более сотни. Почти в каждой из них художник работал над набросками, этюдами или только запоминал привлекшие его внимание виды, чтобы потом воссоздать их в картинах, часто грандиозных по своему замыслу
В наш приезд... работал Иван Константинович над большим полотном. В широком живописном халате, с палитрой и кистью в руках, с молодыми блестящими глазами, устремленными на оживающее полотно, художник был положительно эффектен. По легкости, видимой непринужденности, по довольному выражению лица можно было смело сказать, что такой труд — истинное наслаждение
К несомненным достоинствам его морских видов, отражающих тонкий склад души художника, относятся лиризм звучания, передача переходных, словно тающих, состояний моря, способность создавать «пейзажи настроения
Живописец, только копирующий природу, становится ее рабом, связанным по рукам и ногам... Движения живых стихий неуловимы для кисти: писать молнию, порыв ветра, всплеск волны немыслимо с натуры... Они записываются в памяти моей как будто какими-то симпатическими чернилами, проступающими весьма явственно от времени или теплого луча вдохновения. Сюжет картины слагается у меня в памяти, как стихотворение у поэта; сделав набросок на клочке бумаги, я приступаю к работе и до тех пор не отхожу от полотна, пока не выскажусь на нем своей кистью
Невольно вспоминая резкие высказывания чиновников от искусства, прячущих глаза педагогов, обидные слова недавних друзей, косые взгляды, он пытается найти утешение в мудрости веков, все чаще вспоминая латинское изречение, услышанное им однажды в стенах Академии: Nihil plus sanitatis in — «Это — звук, и не более».
Он воплощал извечные стихии — воду, воздух, свет, наполняя их своим пониманием смысла мироздания, в котором человек подобен песчинке на морском побережье, крошечной частице в замыслах Господа. Именно поэтому в его картинах явлены и беспощадность морской стихии, и лучезарный свет, ее побеждающий. «И свет во тьме светит, и тьма не объяла его» (Ин 1:5), — гласит Евангелие от Иоанна.
Но главное, что разумность его поступков, глубина мыслей, талант свершений были достойны величия и силы моря.
В жизненных бурях и соблазнах, отгораживаясь от них броней молчания и упорства, художник не терял духовный стержень, сохранял поразительную стойкость, благородство, а с годами ему стали свойственны и мудрость, и желание служить людям, и самопожертвование.
Его жизнь была полна поразительных контрастов. Творческий подъем сменялся вынужденным бездействием, восхищение публики — косыми взглядами и шелестом сплетен. Вниманию критики и признательности зрителей сопутствовали черная зависть, озлобленность наставника, поддержке высокопоставленных друзей — гнев императора. Вслед за крайней бедностью, граничившей с нищетой, пришло богатство, безвестность сменила всемирная слава. На пике безоблачного счастья его ждала смертельная опасность — морское путешествие едва не стоило ему жизни, а преданная, как казалось, любовь оборачивалась предательством.
