Нормальным обществом я называю то, где многочисленные и неизбежные проблемы, глупости, подлости, ложь называются проблемами, глупостями, подлостями и ложью, и они не становятся объектами национальной гордости и признаками самобытности.
Когда негодяи очень долго и интенсивно морочат головы идиотам, то рано или поздно происходит злокачественная диффузия: безвредные поначалу идиоты постепенно становятся еще и вредоносными негодяями, а негодяи неизбежно впадают в беспокойный идиотизм.
Не «уехал», заметьте, не «переехал», а именно «сбежал». Этим олухам даже не приходит в голову, что из нормальных государств не бегут.
Эту родину можно любить или не любить, помнить или забывать, скучать по ней или не скучать, менять ее на другую или нет. Но вот предавать… Как ее предашь? Она как была, так и остается на своем месте. С тобой или без тебя.
Что такое в наши дни «родина», кроме того, что это место, где ты родился, вырос и научился ходить, говорить, а если повезло, то и думать? Да, в общем-то, ничего.
Проблема в том, что во всех умственных построениях, ядром которых служат лишь «государственные» или, пуще того, «национальные интересы», отсутствует человек как субъект истории. Человеку там в принципе нет места.
екоторым людям даже и в голову не приходит, что бывают в принципе какие-либо иные интересы, кроме «национальных» — хоть «своих», хоть «чужих».
На улице какого-нибудь белорусского, допустим, местечка к городовому подходит еврей и говорит: «Пан городовой. Я имею до вас один вопрос. Можно его задать?» — «Ну давай». — «Пан городовой, скажите, а что будет, если я прямо тут скажу, что государь император идиёт?» — «Ну, как что будет. Я возьму тебя за шкирку и отведу в участок. Потом будет суд. И тебя осудят за оскорбление царствующей особы. Или года на два в Сибирь, или, если повезет, приличный штраф». — «Я понял, пан городовой. А могу я задать еще один совсем маленький вопросик?» — «Ну давай». — «А если я то же самое не скажу, а только подумаю?» — «Ну, думать-то ты можешь все, что угодно». — «Понял. Так вот я таки именно так и думаю».
любой из нас, строго говоря, уже заранее признан виновным и отбывает условный — до поры до времени — срок. Потому что каждый хоть что-нибудь да отрицает, что-нибудь в ком-нибудь — хочет он того или нет — непременно возбуждает, а то, глядишь, и разжигает, на чем-нибудь да настаивает, к чему-нибудь — пусть и невзначай — призывает.
Зачем, действительно, нужна эта беспокойная политика, если есть халявные велосипеды, самокаты, телевизоры в метро, столы для пинг-понга чуть ли не в каждом закоулке, камерная музыка в общественном сортире и вообще…
