Русский не способен написать: «Мороз и солнце! День чудесный!» Он способен только кряхтеть,
Жалко, конечно, книги. Каждый автограф — это дружба, воспоминания, кусок жизни. А что делать, что было делать? Жить, ничего не теряя? Тогда нужно было просидеть всю жизнь в каком-нибудь Харькове, где меня настигло совершеннолетие. Я начал терять рано. И учился искусству терять. Всё. Книги, товарищей, предметы, к которым привык, обручальные кольца, крестики, часы, любимых — все дорогие сердцу предметы, по которым человек, как по следу, приходит в прошлое.
Я не раз высказывался в том смысле, что художественные фильмы не люблю, считаю сам жанр художественного фильма ублюдком. То, что кинематограф сто лет назад не поехал по колее, указанной ему первым, или одним из первых документальных фильмов («Паровоз» назывался этот короткий отрывок братьев Люмьер, нет, он назывался «Прибытие поезда на вокзал Ла Сьота»), а стал штамповать фильмы—спектакли, я считаю трагическим абортом. Будущее кинематографа все целиком находилось в документализме, а вместо этого мы имеем целые хранилища выцветших целлюлоидных мотков лент с погаными буржуазными посиделками а ля Немирович — Данченко. Нужно было бешено снимать революцию в Мексике в 13 году, революцию в Китае в 1911 году, отрубленные головы с косичками, пули, застрявшие в телах, снимать взятие Зимнего в 1917 (там не было ни одного кинооператора, позорище какое!), сдавшихся министров, обосравшихся юнкеров со сломанными погонами. А их потом спустя двадцатник лет пришлось фальшиво (ну да, революционно, но все равно фальшиво) играть, искажая историческую действительность. А если бы тогда снимали поход Унгерна в Монголию, в Ургу, его Азиатскую дивизию, мы бы сейчас имели такие свирепые лица, такие морщины, такие улыбочки… Стоящие сотен Сталлонов и Шварценнегеров с их силиконовыми мышцами. Технически все это было тогда прекрасно возможно, но вот эстетически просто не догадались. Зато целое столетие истратили, снимая на целлюлоид: малеванные декорации и распитие чаев и спиртных напитков в гостиных, и тупые разговоры буржуазии.
Карта — как вино, пьянит. И зов карты — сильнее зова женщины.
Третье важнейшее событие помимо провозглашения независимости Соединённых Штатов и Французской Революции современники заметили как экзотическую новость, и в дальнейшем оно затерялось в исторических хрониках колониальных войн, ведомых Великой Британией. Сейчас о нем не упоминают из чувства стыда. Речь идет о взятии делийской цитадели, форта в городе Дели, Индия, в 1753 году. Британцам достаются огромные богатства сокровищницы индийской короны, золото, драгоценные камни Великих Моголов. Одновременно Британия наложила руку на индийский хлопок, на сырье. Именно этот год можно считать годом рождения капитализма. Громадные инвестиции, поступившие в Англию из разграбленной Индии, и сырье оттуда же сделали возможным Первую индустриальную революцию в мире — английскую.
То, что нынче как встарь стали опять вовсю бежать солдаты, — свидетельство крайней степени несвободы, установившейся в России. Два миллиона ментов, крысиные стаи чиновников — контролируют Россию тотально. Нет простому человеку защиты и покоя нигде. По всей России чернь бедная терпит великие обиды и разорения. И бежать солдатам некуда. Яицкий Городок, ныне Уральск — находится на территории Казахстана. А было бы куда бежать — все бы сбежали. Вся страна бы сбежала. Будет куда — убегут.
Я надеюсь, что начитавшись моих наставлений, дети перережут своих родителей.
Я заметил, что чем беднее страна, тем больше стараются хорошо одеться её мужчины.
Он ходил в шлеме танкиста или авиатора, ездил на велосипеде и дважды был женат на японках. От второй японки у него были суперстранные дети.
А было бы куда бежать — все бы сбежали. Вся страна бы сбежала. Будет куда — убегут.