Юрий Олеша. Юбилейное

Попутчики. Так называли в 1920-е годы тех советских писателей, которые сотрудничали с пролетариатом, но были не вполне политически благонадежны. Олеша был не таким видным, но типичным попутчиком, и в пьесе, над которой он работал в 1930-х годах, вывел автопсихологического героя-писателя Занда, страдающего от неразделенной любви (больная и очень личная тема). «Смерть Занда» встала в ряд так и не законченных Олешей произведений, но впоследствии литературоведы собрали из вороха черновиков пьесу, доказывающую, что так называемый период двадцатилетнего молчания писателя в печати не был временем его творческого бесплодия.

Писатели и поэты не идеальны и никогда не были образцами нравственности. Покопаться в грязном белье иногда бывает приятно, но намного интереснее, когда автор сам рассказывает о своей жизни. «Книга прощания» — литературный дневник Олеши; в нем можно прочесть не только о великих людях вроде Маяковского или Мейерхольда, с которыми он был знаком, не только о творчестве и увлечениях самого писателя, но и о том, как он заживо закопал котенка (или он это выдумал?), пообещал установить мраморную доску на могиле сестры, но так ни разу не побывал там, а потом хотел поставить другую мраморную доску на могиле своего пасынка, однако не осуществил и этого, или о том, как в юности он влюбился в трансвестита, чувства к которому сохранил до конца жизни (см. «Ни дня без строчки»). Есть здесь и «Золотая полка» Олеши — список величайших, по его мнению, книг всех времен и народов (маст-рид).

Если в школе вас мучили пьесой М. Горького «На дне», потому что читать про жизнь босяков обязательно, а хотелось, может, и про них, но чего-то более романтического, то «Зависть» примерно об этом. Здесь социально бесполезные, но одаренные поэтическим видением герои пытаются во второй половине 1920-х годов, пока нэп еще на плаву, бороться со строителями нового коммунистического мира в лице «колбасника, кондитера и повара» и юного футболиста. Сюжет приправлен множеством ярких и необычных метафор и обречен на печальный финал, который Олешу вынудили переписать, чтобы роман был напечатан.

«Заговор чувств» — пример того, как автор начал адаптировать свое произведение для инсценировки, а в итоге получил другой текст с теми же героями «Зависти» (правда, футболиста не пощадил). Здесь во главе угла оказалась все та же борьба: герои, понимая свою обреченность, хотят организовать заговор чувств — вывести на улицы последний парад людей, в которых в высшей степени проявились разные отрицательные качества и черты характера. Зачем? Чтобы воплотить в жизнь пощечину общественному вкусу, чтобы «шрам остался на морде истории».

В середине 1930-х годов Абрам Роом снял по сценарию Олеши фильм «Строгий юноша», выход которого на советские экраны был запрещен на несколько десятилетий. Фильм пылился на полке, а вот сценарий, как бы завершающий своеобразную трилогию «Зависть» — «Заговор чувств» — «Строгий юноша» был опубликован еще перед I съездом советских писателей, где Олеша, сорвав бурные аплодименты, произнес покаянную речь интеллигента, который хотел бы писать про трудовой народ. Время показало, что писать Олеша мог только о себе, но «Строгий юноша» в том числе про советскую молодежь, морально крепкую и физически здоровую (комплекс ГТО, снова вернувшийся к нам, именно из этой эпохи). Только без удачи в любви, хотя и это тоже про самого писателя.

Наверняка многие пытались завязать в узел во рту черенок от черешни. Некоторые пробовали посадить вишневую косточку, но, пожалуй, только герой рассказа Олеши, давшего название сборнику «Вишневая косточка» (1931) сделал это в память о том, что девушка его не любила. Прямо на глазах читателя рассказ о вишневой косточке, превратившейся в дерево, которое герой называет ребенком от возлюбленной, перерастает в нечто большее, разрывает границы эпоса и становится небольшой пьесой о неразделенной любви романтика, которому предпочли прагматика. В сборнике рядом с этим рассказом соседствуют и другие тексты, созданные в наиболее плодотворный период творческой биографии писателя: «Лиомпа», «Любовь» и другие.

«У тебя есть борода? Я скажу тебе: “Да”» — говорится в песне великого русского философа Тимати, однако эта тема не нова. Сожаления об отсутствии бород у своих современников Олеша высказывал еще в конце 1920-х годов в автобиографическом рассказе «Человеческий материал». Именно отсюда Сталин заимствовал слова об «инженерах человеческих душ», растиражированные на весь Советский Союз без упоминания имени их автора. Этот рассказ — воспоминание о детстве, когда все чего-то хотели от маленького гимназиста, который вопреки воле отца стал писателем.

Тип «маленького человека» возник в русской литературе в начале XIX века. Еще по школьной программе всем хорошо известны Самсон Вырин из «Станционного смотрителя» — повести И. П. Белкина (все мы знаем, что это был хитрый Пушкин), Акакий Акакиевич Башмачкин из «Шинели» Гоголя (из которой, как говорил вслед за Болеславом Маркевичем Эжен Вогюэ, все мы вышли) или учитель греческого языка Беликов из «Человека в футляре» Чехова. Но в XX веке «маленький человек» никуда не делся, потому что дело не в низком чине, которого у советского человека быть не могло, а в психологии. Олеша обладал романтическим сознанием, и его всегда привлекал конфликт желаемого и действительного. Именно об этом его рассказ «Пророк»: разве мало кто мечтает сделать в жизни что-то грандиозное? А стать пророком?