Как преподавательнице творческого письма мне часто приоткрываются душевные раны студентов и студенток. Иногда они понимают, что именно показывают, иногда — нет. Если понимают, я пытаюсь помочь им глубже исследовать свою уязвимость, выразить ее яснее, задать тексту правильный тон. Если они не отдают себе отчета, я могу чуть подтолкнуть их к осознанию, но обычно делаю вид, будто ничего не заметила. Как преподавательница творческого письма я порой обсуждаю со студентами и студентками довольно болезненные темы, но всегда держу фокус на письме (это не терапия). Как-то раз одна женщина зачитала потрясающий отрывок о давней попытке самоубийства — мощный текст, хорошо сработанный, даже блестящий, — когда она закончила читать, класс замолк в ошеломлении. Поэтому выступила я: заметила, как трудно писать о депрессии и делать это интересно, как трудно писать о том, что ты увязла, и делать это живо, но ей это удалось, и я очень впечатлена. После занятий я пинала себя за неуместный тупой комментарий; я ударилась в анализ, хотя вообще-то должна была обратиться к ней от самого сердца.