Джейн превратилась в застывший, безмолвный перпендикуляр — образец счастливого безбрачия… В обществе на нее обращали не больше внимания, чем на кочергу или каминную решетку, — замечает другая ее приятельница, навестившая Джейн в 1815 году за два года до смерти, и добавляет: — Она так и осталась кочергой, но этой кочерги все боятся… острый язычок и проницательность, да притом еще себе на уме — это поистине страшно»9.