а неповоротливый отрицатель Косинич, вообще никогда не склонный к восторгам, отрицал и на этот раз своим белорусским говором, так высоко подняв брови, что они ушли к самым волосам: «Нет, на то есть воля ваша, господа! Ведь это же есть толстоущина! Опять то же! И как он мог? Тот в шубе и унизу – замерз, а этот наверху и в кожухе – не замерз! Тут усе подтасовано и усе у духе этих протиуных непротиулений…»