Теодор обернулся, увидел ее, разомкнул губы и тоже замер, разглядывая ее с выражением, близким к раболепию. Раньше такой взгляд тешил Уинифред самолюбие, а теперь заставлял ноги подкашиваться.

– Раз уж ты разоделась в пух и прах, может, потанцуешь со мной?

– Здесь же нет музыки, – возразила она, но вложила руку в его ладонь с поспешностью, которая не обманула бы никого, кроме, пожалуй, самого Теодора.

– Я потанцую с тобой так.