окончательно смешивает грезу с действительностью, воображение его все более и более разгорячается обольстительным зрелищем собственной — исправленной, идеализированной — природы; он подставляет этот обаятельный образ на место своей реальной личности, столь бедной волею, столь богатой чванством, и кончает полным апофеозом, выражая его в ясных и простых словах, заключающих для него целый мир безумнейших наслаждений: «Я — самый добродетельный из всех людей».