Если не можешь жить так, как тебе хочется, значит, ты умираешь.
– Я давно хотел сказать тебе, Джорджия, сказать при всех: благодаря тебе я просыпаюсь с улыбкой и с улыбкой засыпаю. В твоих силах сделать так, чтобы эта улыбка никогда не сходила с моих губ. Будь моей женой, Джорджия. Сделай меня самым счастливым парнем на свете!
Наклонившись, я заключила его лицо в ладони и прижалась лбом к его лбу.
– Да, Макс, да! Я согласна стать твоей женой!
Макс вскочил на ноги и крепко поцеловал меня в губы. Словно откуда-то издалека, до меня донесся восторженный рев трибун.
Когда мы наконец оторвались друг от друга, Макс прошептал:
– Я люблю тебя, Джорджия. Мы прошли долгий путь от нашего первого лета до сегодняшнего дня, не правда ли?
Я кивнула.
– Правда.
– И я очень рад, что свое решение выйти за меня ты не стала анализировать слишком долго.
Я улыбнулась.
– Я анализирую только вещи, которые вызывают у меня сомнения. Что касается нашей совместной жизни, то у меня к тебе только один вопрос: когда же она начнется?
Макс улыбнулся и повернулся к выходу с площадки, где стояла я.
– Кто-нибудь, помогите моей девушке выйти сюда, – сказал он в микрофон. – Джорджия очень неуверенно чувствует себя на льду, будь то на коньках или в тех чертовски сексуальных туфлях, которые сейчас на ней.
Услышав эти слова, я вздрогнула, но прежде, чем паника успела полностью меня парализовать, один из хоккеистов из Максовой команды уже открыл ворота, а еще двое, подъехав к воротам, подхватили меня под локти. Я успела только бросить испуганный взгляд в сторону Мэгги в надежде, что она бросится мне на помощь, но подруга только широко улыбнулась.
– Давай-давай, забирай своего мужика!
В следующую секунду я уже шла или, точнее, скользила по льду, надежно удерживаемая двумя рослыми нападающими на коньках. Добравшись до центра площадки, они передали меня Максу и откатились в сторону.
Макс бросил взгляд на мое лицо и улыбнулся.
– Что, страшно? – только и спросил он.
В ответ я молча кивнула, и он расхохотался.
Макс крепко держал меня за руку, и я почувствовала себя чуточку увереннее. Мне даже хватило храбрости поднять голову и посмотреть на трибуны, которые снова затихли. Поначалу я даже решила, что мне это показалось, но, снова повернувшись к Максу, я поняла, что заставило зрителей замолчать: он опустился передо мной на одно колено.
Моя свободная рука сама собой взлетела к щеке. О боже!
Макс поднес мою вторую руку к губам и поцеловал.
– Джорджия Маргерит Дилейни! Я без ума от тебя с тех самых пор, когда я ненароком помешал твоему свиданию с другим парнем!
Я покачала головой.
– Это потому, что ты действительно сумасшедший!
Макс крепче сжал мои пальцы.
– Сегодня я расстаюсь с профессиональным хоккеем, – сказал он в микрофон. – Поверьте, это нелегко, но свыкнуться с этим мне помогает мысль о том, что ждет меня впереди. Ты, Джорджия… Ты сделала для меня больше, чем можно вообразить. Ты дала мне силы и решимость измениться, и это касается не только моей спортивной карьеры, но и моей жизни. И эту новую жизнь я хотел бы провести рядом с тобой, Джорджия…
Из перчатки, которая лежала на льду рядом с ним, Макс достал черную бархатную коробочку и… фигурку Йоды. После больницы у него была целая коллекция таких фигурок, но у той, которую он сейчас держал в руке, была небольшая щербинка на ухе. В точности такую же фигурку со щербинкой я носила с собой с того дня, когда мы познакомились.
Макс перехватил мой взгляд.
– Да, это твоя фигурка. Я взял ее из твоей сумочки вчера вечером, пока ты принимала душ, потому что… В общем, я подумал, что сегодня удача мне особенно понадобится. – Он подмигнул. – Тебе-то удача не нужна, ведь у тебя уже есть я!
Я почувствовала, что его пальцы дрожат. При всем своем самомнении и уверенности в себе этот здоровенный задиристый хоккеист нервничал, как мальчишка на первом свидании! Мое сердце наполнилось нежностью. Макс тем временем сделал еще один глубокий вдох и… открыл черную коробочку. Внутри, на атласной подушечке, лежало кольцо с бриллиантом изумрудной огранки.
– Я тоже тебя люблю, – сказал я.
Она прижала руку к груди.
– Значит, ты слышал, как я тебе это говорила?
– Конечно. Твои слова дали мне силы бороться.
– Мне кажется, что, пока я был без сознания, кто-то называл эту цифру при мне.
Джорджия озадаченно нахмурилась, но почти сразу ее лицо просветлело.
– Должно быть, ты слышал, как мы разговаривали вот об этом!
И она махнула рукой в направлении окна. Я повернул голову в ту сторону, прищурился… Весь подоконник был уставлен ярко раскрашенными игрушечными фигурками.
– Что это?
– Это девяносто шесть оригинальных фигурок героев «Звездных войн». Вон там, впереди, – Йода. Ты дал его мне в тот день, когда мы познакомились. Остальные фигурки прислали тебе твои товарищи по команде, друзья, болельщики. И даже кое-кто из врачей… – Джорджия покачала головой. – Не могу поверить, что ты слышал этот разговор, и не только слышал, но и запомнил. Что еще ты помнишь?
Я коротко пересказал ей подробности, которые всплыли в памяти.
– Это удивительно, Макс! И… я до сих пор не могу поверить, что ты пришел в себя! Знаешь, мне ужасно приятно лежать вот так с тобой, но я думаю, мне все-таки надо позвать врача, чтобы он тебя осмотрел и подтвердил, что с тобой все в порядке. А еще мне нужно позвонить твоей маме. Она очень за тебя переживала. Очень-очень. Мы все переживали.
Я кивнул.
Когда я вернулась в реанимацию, возле Макса сидел его брат Уилл.
– Ты что-то забыла? – спросил он, но я покачала головой и сунула руку в сумочку.
– Я только хотела оставить ему это… – Достав фигурку Йоды, я поставила ее на поднос рядом с изголовьем кровати.
– Это, кажется, его талисман?
Я кивнула.
– Да. Он подарил его мне в тот день, когда мы познакомились.
Уилл усмехнулся.
– Даже если я и сомневался, что ты – та самая женщина, которая предназначена ему свыше, теперь все мои сомнения исчезли. Макс, я думаю, понял это сразу, как только тебя увидел.
Я улыбнулась.
– Я тоже это поняла. Просто мне потребовалось время, чтобы признаться в этом самой себе.
– Ладно, иди отдыхай. И не волнуйся – я пригляжу за нашим малышом.
– Спокойной ночи, Уилл. Спокойной ночи, Макс.
– Думаю, в этом есть смысл: с самого детства сладить с этим упрямцем можно было, только вырубив его к черту.
Я резко встала.
– Ты сейчас едешь к нему? Я поеду с тобой.
– Я прилетел сюда из Лос-Анджелеса ночным рейсом, чтобы рассказать тебе о том, что случилось. Сейчас мне нужно возвращаться в аэропорт, чтобы лететь обратно.
– Ты прилетел в Нью-Йорк только для того, чтобы рассказать мне о Максе?
Тейт кивнул.
– Когда Макс решился на операцию, он взял с меня обещание, что я лично расскажу тебе обо всем, если… если с ним что-нибудь случится. Я думаю, он отважился на хирургическое вмешательство только из-за тебя.
– Из-за меня? Но ведь мы расстались и…
– Я в курсе. Операция пугала Макса тем, что в результате он мог – не обязательно, но со значительной долей вероятности – потерять то, что было ему дороже всего на свете: хоккей. С другой стороны, каждый раз, когда он выходил на площадку, его кровяное давление росло, что увеличивало опасность самопроизвольного разрыва аневризмы. А ему очень не хотелось, чтобы ты стала заложницей той непредсказуемой ситуации, в которой он оказался. Только потом Макс понял, что в его жизни появилось нечто, что он любит больше, чем хоккей. Это была ты. И тогда он решился на операцию, чтобы не потерять тебя.
По моим щекам потекли слезы.
– Я еду с тобой. Я должна быть рядом с Максом, когда он очнется после операции.
Тейт кивнул.
Я залпом допил воду и сунул упаковку от таблеток в карман.
– Сделаешь одолжение?
– С удовольствием. Какое?
– Если что-то пойдет не так и я не… В общем, я хочу, чтобы ты сообщил обо всем Джорджии лично еще до того, как новости появятся в СМИ.
– Все будет в порядке, братишка, я уверен. Но если вдруг… В общем, я обещаю.
– Спасибо. – Я кивнул. – Я знал, что могу на тебя рассчитывать.
– Ну а что ты собираешься делать, если все пойдет «так»? Я имею в виду тебя и… Может, ты наконец найдешь в себе смелость взглянуть фактам в глаза и попытаешься вернуть Джорджию? Вернуть ваши отношения?
Я улыбнулся.
– Ты говоришь – «попытаюсь»? Вы меня попробуйте остановите!
Тейт положил руку мне на плечо.
– А знаешь, как распознать настоящее чувство?
– Как?
– Очень просто. Если перспектива провести без Джорджии всю жизнь пугает тебя больше, чем операция на мозге, значит, это и есть настоящее…
Набрав в грудь побольше воздуха, я сказал:
– В следующий вторник я ложусь на операцию.