— Я могла бы… принадлежать человеку только тогда, когда знала бы, что для него это так же важно и громадно, как и для меня… Это должно быть такое чувство, чтобы совсем раствориться в нем, чтобы жить одной жизнью… Если бы я была уверена в таком чувстве, я бы ни на минуту не задумалась бы… Я бы ни перед чем не остановилась!.. Неужели кто-нибудь может думать, что для меня важно выйти замуж?.. Это глупо и оскорбительно, Коля!.. — не ему, бедному, потеющему от жары и любви, а кому-то другому бросила Нина. Губы у нее задрожали, а на нежных до прозрачности щеках выступили зловещие пятна. — Не могу же я… ну, быть близкой… человеку, которому нужно только мое… тело… — краснея до слез и неподвижно глядя вверх перед собою, продолжала девушка. — Это грубо и гадко!.. Я понимаю, что когда два человека любят друг друга, то у них даже тело становится общим… Тогда это понятно и не… гадко… А так!.. Да неужели же это так важно, Коля?.. Вот вы мужчина, скажите?..
В порыве ветра не улетает так быстро никому не нужный сухой листок, как Коля вылетел из головы Нины.
Во-первых, он страшно боялся Нины, а во-вторых, не выговаривал буквы «л». Вместо «люблю» у него вышло бы «вубью», и это лишало его последней энергии. Но все-таки он изо всех сил старался занять девушку и говорил почти не умолкая:
— Я так понимаю, Нина Сергеевна, что вубовь довжна быть повная. Есви бы я повубив, я бы всю жизнь отдав бы!.. Потому что иначе — подвость, и бойше ничего!..
Беспомощность женщины, которую насилуют, вовсе не вызывает в нас жалости и негодования... Она только возбуждает нас. Когда в газетной хронике мы читаем об изнасиловании беззащитной девушки толпою каких-нибудь хулиганов, мы только из лицемерия возмущаемся, а на самом деле жаждем подробностей и мучительно завидуем, что нас не было в этой толпе, хотя бы в качестве зрителя...
Каждая ночь приносила доводящий до исступления взрыв сладострастия, каждый день - усталость, тоску и отвращение и к самому себе, и к этой женщине, без души и сердца, с одной разнузданной неутолимой похотью.
Они представлялись Нине такими же маленькими и беспомощными и одинокими, как и она сама. И почему-то представилось еще, что они совсем теряются, исчезают в бешеной свалке беспощадной, жестокой, сильной, что-то знающей толпы мужчин, держащих весь мир в своих грубых, ни с чем не считающихся руках.
Какая, в сущности, она песчинка в этой человеческой реке. Так что же, если и ее унесет эта река? Может быть, уже много девушек и женщин сидели у этого самого окна, смотрели на человеческую реку и думали о том же. А где они теперь, что с ними?
Никогда прежде она не отдавала себе отчета, сколько людей на свете. А ведь их миллионы, и все живут, куда-то спешат, что-то делают. Все страдают, любят, и каждый думает, что его страдания и его любовь неизмеримо больше и важнее, чем страдания и любовь всех других.
Белое платье так и ходило на груди Нины, и в легкий вырез видно было, как быстро подымается и падает розовое тело. Инженер незаметно осмотрел фигуру девушки и сообразил, как расстегивается это платье.
Нина всем существом своим понимала, о чем он говорит
