Тотальное мировоззрение требует тотальных последствий, а если мы принять их не готовы, то стоит задаться вопросом: так ли уж верно оно все объясняет
синтез эзотерической мифологии, хотя бы в аспекте розенкрейцерства и научных гипотез эпохи, — определяющая черта нового эзотеризма, возникшего во второй половине XIX века и обычно именуемого оккультизмом
единственным выходом из такой патовой ситуации должно стать обоснование укорененности эзотеризма в религиозном мировоззрении, а вернее, рассмотрение его как формы религии. При этом и сами религиоведческие исследования тоже нуждаются в большей самостоятельности, и случай эзотеризма, как стоящий на стыке множества различных влияний (культурных, политических, философских и т. п.), может способствовать осознанию религиоведением своего предмета и методов.
сегодня политика обособления приносит лишь вред. Во-первых, до сих пор нет ни одной убедительной концепции, объясняющей, что такое западный эзотеризм и почему это феномен особого рода. Во-вторых, такая изолированность превращает сферу исследований в резервацию, делая результаты изысканий значимыми только для ученых, также работающих в ее рамках. Философы, религиоведы, культурологи и теологи с недоверием смотрят на исследователей эзотеризма, поскольку предмет их изучения практически всегда наводит на размышления о том, что обосновать необходимость его исследования может только посвященный адепт.
эзотеризм Мейчена напрямую связан с расширением религиозного мировоззрения, открытием какой-то древней версии христианства, религии, единой для всего человечества и напрямую укорененной в глубинах духовного мира каждого человека
Стоит отметить, что писатели, работающие в этом жанре, вовсе не обязаны верить в реальность эзотерических концепций или быть убежденными, что за границами материального мира есть что-то еще, но они должны создавать свою прозу, как если бы они были убеждены в этом, эта условность сама по себе оформляет новый способ существования эзотеризма в культуре.
Новая литература, оказавшаяся проводником эзотеризма в современную культуру, не связана с розенкрейцерским мифом, она вообще не связана с рациональными концепциями, выражающими парацельсианскую, алхимическую или каббалистическую традиции. Ее средоточием становится личный духовный опыт постижения реальности инобытия, опыт, который почти всегда концептуализируется на языке гетеродоксии, в его основе лежит лишь одно чувство, и это чувство — ужас.
Возникшая благодаря появлению оккультизма литература перевела тематику ужасного в психологическую и метафизическую плоскости, фактически создав новый жанр.
Именно оккультизм стал средой, где возникли все известные нам ныне учения, которые принято называть эзотерическими, например: теософия Блаватской, Безант и Рерихов, антропософия Штайнера, магические учения Папюса, Золотой Зари, Кроули, системы Гурджиева и Успенского, правый эзотеризм, близкий с ариософскими националистическими кругами в Германии; реакцией на оккультизм, во многом обусловленной им, стал интегральный традиционализм Генона и Эволы. Весь этот огромный спектр учений нашел выражение и в культуре.
Имена таких выдающихся психологов, как Теодор Флурнуа, Уильям Джеймс или Карл Густав Юнг, прочно связаны с исследованиями границы между психологическим и духовным миром, проводимыми на материале спиритизма.
