Именно после Победы 1945 года мощи преподобного Сергия, по настоятельной просьбе патриарха Алексия Первого, были возращены в Лавру и лампады над его ракой вновь затеплились.
преподобный Сергий, могучий седобородый «игумен земли Русской», занимает центральное место; великий князь, взятый в профиль, возведя очи к Небу, с обнаженным мечом, слушает, по благословении, призыв боговдохновенного старца идти на брань «не сумняшеся». Пересвет и Ослябя на втором плане ждут своего череда для отправки вместе с князем Дмитрием в качестве духовного и ратного подкрепления. Осеняет их всех лик Спаса на древнерусском знамени. На правой и левой части — поэтическая русская природа: на фоне луговых просторов на первом плане — тонкие, почти переплетенные деревца: сосны и березки. Лирика здесь определенно идет от изысканных пейзажных картин учителя — М. В. Нестерова.
Это праправнук Александра Невского Дмитрий Донской и благословляющий его на Куликовскую битву преподобный Сергий Радонежский. Образ преподобного, одной из самых значимых фигур русской духовной истории, как бы «перешел» к Корину от Нестерова, но оказался решенным в другом ключе.
«черноте» (которой здесь у Корина очень мало). Памятуя об иконописном прошлом Корина, он сравнивает картину с образами святого Александра Невского на иконах
Полностью триптих «Александр Невский» был представлен на всесоюзной выставке «Героический фронт и тыл» в том же, 1943 году
«Я вспоминал, как в наш Палех приходили на сезонные работы соседние ковшовские мужики.
воина с кистенем в мускулистой руке и православным нательным крестом на груди — взяв прототипом для него праведника отца Федора (Богоявленского) из «Реквиема».
Коношков, как и Кривополенова
создания целой композиции, включающей — по тематике — и веру православную (как это можно только было в те времена представить) — через изображение (фоном) как бы соборной фрески со святым Николаем Мир Ликийских Чудотворцем, издревле особенно почитаемым на Руси, — в виде образа Николы Можайского. И русскую народную культуру — в лице общеизвестной в то время сказительницы Кривополеновой и северного же сказителя — с Медвежьей горы Заонежья Коношкова. Его Корин писал у себя на арбатском чердаке еще в 1933 году, намереваясь поместить в композицию «Реквиема», но потом раздумал
для нового триптиха — «Сполохи»
