Я никогда не могу рисовать то, чего не видел. А если нарисую, то недоволен. Выходит, всё равно что не могу.
Человеческая жизнь похожа на коробку спичек. Обращаться с ней серьёзно – смешно. Обращаться не серьёзно опасно.
Только я убиваю мечом, что у меня за поясом, а вот вы все не прибегаете к мечу, вы убиваете властью, деньгами, а иногда просто льстивыми словами. Правда, крови при этом не проливается, мужчина остаётся целёхонек – и всё-таки вы его убили. И если подумать, чья вина тяжелей – ваша или моя, – кто знает?!
Все, в том числе отец и мать, наперебой спрашивали, отчего он плачет. Но что Рёхэю ни говорили, он только плакал. Плакал, вспоминая свою беспомощность и страх, пережитый им, пока он бежал весь этот далёкий путь, и чувствовал, что никак не наплачется.
Можно сказать, этот ад на картине – тот самый ад, куда предстояло попасть и самому Ёсихидэ
обезьяну можно простить и освободить от наказания, человека же простить нельзя.
Когда хотят завладеть женщиной, мужчину всегда убивают.
Но насколько эта смерть, даже если она и ничего не стоит, желанней, чем жизнь!
Сказать «тихо» – этого мало. Это было такое «тихо», когда все силы, какие были, иссякли – и не быть тихим уже невозможно. В этом «тихо» таилась неизбежность, когда ничего больше не остаётся, когда бежать некуда
И вдруг мои слова прозвучали так, словно «негодяй» – я сам.
