Мы вышли за калитку в сопровождении двух тощеньких овчарок, и в лицо нам с бешеным восторгом ударил ветер, разгулявшийся на просторе этих высоких пустошей, леденящий старых и слабых, бодрящий молодых и сильных.
По длинному прямоугольнику зеленой травы, отвоеванному у вереска, телята — их было около десяти — пустились бежать от нас следом за матерями. Своего пациента я распознал без труда — хотя и с болтающейся ногой, он почти не отставал от остальных.
некоторые продавали свои фермы более крупным хозяевам. Теперь, в восьмидесятых годах, среди наших клиентов мелких фермеров практически нет. Я могу их по пальцам пересчитать — стариков, которые упрямо продолжают делать то, что делали, только потому, что всегда это делали. Последних из дорогих моему сердцу людей, которые жили по старинным заветам и говорили на старинном йоркширском наречии, совсем уже погубленном радио и телевидением.
Когда доктор Эллинсон приезжал сделать ему прививку, он, не успев еще увидеть шприца, уже отчаянно выл: «Ой-ой-ой! Больно будет, ой-ой-ой!» А добрый доктор, родственная душа, гремел в ответ: «И будет! И будет! О-о-о! А-а-а!»