– Ну и времена пошли: те, кто трудится в поте лица, и на кусок хлеба не в силах заработать, а уличные фокусники, которые выступают на сцене, купаются в деньгах!
«Тело пребывает среди мирской суеты, а душа – в театре».
С пелёнок Шан Сижуй страдал от голода, это сильно повлияло на него, оставив след в его душе, а потому во время еды его словно охватывала сила, с которой без особого труда можно было разгромить и вражескую армию, и миску с лапшой зараз уничтожить, ничто вокруг его не заботило.
Смыв макияж, Шан Сижуй тут же превращался в спокойного утончённого юношу, по молодости лет его лицо ещё сохраняло нежную ребяческую округлость, он постоянно ходил в поношенном одноцветном халате, не привлекая к себе внимания.
– Если только ты этого захочешь, я буду подле тебя.
Шан Сижуй совершенно естественно скользнул в его объятия и уткнулся лицом в грудь Чэн Фэнтая, и он почувствовал, как его охватила дрожь, не зная от чего: от холода ли, от волнения.
Но если кто-то и повидал жизнь, изворотлив и понимает всё с полуслова, то разве это честно, что один человек собрал в себе всё самое лучшее? Однако Небеса справедливы, и, дабы соблюсти равновесие среди всего сущего, они сотворили Шан Сижуя редкостным тупицей.
Чэн Фэнтай не различал, с кем флиртовать, увидев красивого человека, он тут же принимался подшучивать над ним.
Когда на сцене он играл женские роли, то становился подлинной женщиной, а нарядившись в героя-мужчину, превращался в истинного благородного мужа. Это привело к тому, что, сойдя со сцены, он уже не заботился о том, кто он сам, мужчина или женщина, этих понятий словно никогда для него и не существовало, как будто в любой миг, когда ему вздумается, он мог бесконечно перевоплощаться, и его мысли и поступки никогда не были связаны путами различий между мужчинами и женщинами
– Если только ты этого захочешь, я буду подле тебя.
Шан Сижуй, засомневавшись в том, что он верно понял слова Чэн Фэнтая, надолго оцепенел, а затем, запинаясь, прошептал:
– Второй господин, этим ведь… вы намереваетесь стать театром для меня?
