Так начинается утро:
Темой
шизофрении, сомнамбулы, сна,
Мыслью рыбы, немой, как Немо;
Голос птице даёт весна.
Не придёт, но, может быть, приснится,
Так светла и так же далека,
А над ней взрываются зарницы,
Проплывают дымом облака.
Озорной и опьяневший ветер
Из садов темнеющих занёс
Лепестки невиданных соцветий
В шёлковое золото волос.
Но как только ночь придёт в больницу,
Я в бреду её не узнаю —
Девочку, которая мне снится,
Золотую звёздочку мою.
А она приходит осторожно
И садится рядом на кровать,
И так хочется ей сон тревожный
От упрямых глаз моих прогнать.
Собирает бережной рукою
Лепестки неконченных поэм
И полна бессильною тоскою,
И укор в глазах глубок и нем.
Плачет надо мной, совсем погибшим,
Сброшенным в бездарнейшую грусть,
А себе я снюсь бездомным нищим
И чему-то страшному смеюсь.
И всю ночь летят куда-то птицы,
И, не зная, как она близка,
Безнадёжно уронив ресницы,
Я зову её издалека.
Когда сквозь пики колоколен
Горячей тенью рвётся ночь —
Никто в предчувствиях не волен,
Ничем друг другу не помочь.
— О, ритмы древних изречений!
— О, песен звонкая тщета! —
Опять на улицах вечерних
Прохожих душит темнота.
Раздвинув тихие кварталы,
Фонарь на площади возник:
Луна лелеет кафедралы,
Как кости мамонтов — ледник.
— Кто б ни была ты — будь со мною!
Я больше всех тебя люблю,
Пока оливковой луною
Облиты тени на полу.
Пока не встанет у порога,
Зарю венчая, новый день, —
Я — сын и внук распявших Бога, —
Пляска теней
Памяти В. Преловского
Пляшут ночью лунною
Посреди дороги
Тихие и умные
Тени-недотроги.
Все слова тревожные
Зáлиты вином,
Тени осторожные
Никнут под окном.
Плачущей берёзою,
Звонкою сосной,
Осенью ли звёздною,
Ранней ли весной —
Пеленой повитое
Плясок-кружевов,
Всё давно забытое
Оживает вновь.
В сумерки неверные
Не грустить нельзя:
Снами незабвенными
Мёртвые друзья —
Любовь. Легенда. Мелодрама.
Несчастней всех кавдорский тан.
Острее всех ехидный Брама,
Нежней — тоскующий Тристан.
Любовь мертва, она несчастна.
Была — несчастна и жива,
Легка, стыдлива и прекрасна,
И непонятна, как слова.
Она — Валькирия, Лаура,
Сирена. Облако. Цветы.
Она мертва. Приходишь ты —
Умней блистательного Мура.
8 июля 1954
***
Хрупкая стеклянная солома —
Сноп дождя над серой крышей дома!
Меркли звёзды, близилась заря —
Для неё ковали метрономы
Белые цепочки серебра.
Таяло,
Морозило;
Увяло неба неостывшее литьё, —
Вечер, догорая над каналом,
Медленно впадает в забытьё.
Гаснут волны в отблесках оконных,
Превращаясь в тёмное стекло.
— Сколько лодок вы качали, волны?
Сколько туч над вами пронеслось?
— Сколько звёзд сегодня распустилось
На багряном стяге облаков?
— Сколько мыслей в мире зародилось?
Сколько новых выросло цветов?
Кто сочтёт?.. И ни к чему всё это!
Ведь цветы для счёта не цветут.
Город спит — его морские ветры
Мокрыми метёлками метут.
Визит к любимой в ночь листопада
На подý площадей щербатом —
Недожаренный лунный блин.
Еду в ночь на мосту горбатом —
Иноходце речных долин.
В полночь,
В мыслях о листопаде:
В узкий каменный коридор
Он пришёл в золотом наряде —
Безмятежный тореадор.
И навстречу стеклянный, старый,
С треском лопнул дверной пузырь:
Золотым обшлагом швейцара
Предлагает швейцарский сыр.
Обнажив голубую плесень,
Молча, падают этажи;
Спирохеты холодных лестниц,
Окон пёстрые витражи.
Майоликие встали звери —
Я бросаю в дубовый сон,
За железную челюсть двери,
Электрический иней-звон.
Неожиданна эта встреча!
Никому не смогли помочь
Меловые осколки речи
И чугунная тумба-ночь.
Невозможной мечте о счастье
Умереть на пороге дня:
Да! — Она, как солнце, прекрасна.
Нет! — Она не любит меня.
Опусти свои ресницы —
Время отдохнуть.
Колючей готикой видений —
Картечью битых леденцов.
