перебрали почти всех чиновников города, которые, как нарочно, все были достойные люди.
где [тоже] считался скромнейшим, деликатнейшим и образованнейшим офицером. “Да, именно, недурное повторял он. Когда приходил к нему мужик и, почесавши рукою в затылке, говорил: “Барин, позволь отлучиться на работу, подать заработать!” — “Ступай”, говорил он, куря трубку, и ему даже в голову не приходило, что мужик шел пьянствовать. Иногда, глядя с крыльца на двор и на пруд, говорил он о том, как бы хорошо было, если бы вдруг от дома провести подземный ход или через пруд выстроить каменный мост, на котором бы были по обеим сторонам лавки, и чтобы в них сидели купцы и продавали разные мелкие товары, нужные для крестьян. При этом глаза его
Он всю почти дорогу свистал и наигрывал губами совершенно так, как будто бы играл на трубе. Наконец затянул какую-то песню, до такой степени необыкновенную, что сам Селифан слушал, слушал и, наконец, сказал сам в себе, покрутивши слегка головою: “Ишь ты, как барин поет!”
