👍Worth reading
🔮Hidden Depths
💡Learnt A Lot
🎯Worthwhile
🚀Unputdownable
Отстаньте от Илюши, ироды!
Иван Саныч, конечно, местами просто блеск, другими местами не очень. Таки начнем.
Безусловно, просто отлично ему удались характерные образы и сцены. Захар и прочие из народа, Тараньтев прочие из мещан и чиновников - это ж чистый восторг, вкуснятина и манямба. Я прям влюбилась в их диалоги, в их комические и нажористые разборки между собой и Обломовым. Какие сочные, колоритные, живые типажи. Живые - это главное. Короче, у Иван Саныча распрекрасно получилось взять из реала особей в натуральную величину и поместить в литературное действо.
Еще очень зашло описание старорусского житья-бытья, в котором выпестовали Илюшу Обломова. Нет, я понимаю, что все это давно быльем поросло, и возврат к старому образу жизни невозможен, и в общем-то всему свое время. Но как же рассказано, прямо ах. Нда. Не зря весь такой деловой Штольц прибегал до Обломова, чтобы посидеть на диванах и расслабиться в атмосфере обломовщины, загубившей его лучшего друга. Его-то совсем по-другому воспитывали, и тоже изуродовали, чегоуштам. В общем, обломовщина - это очень вредно, но очень вкусно, поэтому иногда нужно позволить себе полениться. Нужно. Ахаха.
Вообще, конечно, Обломова загубили тятенька и маменька. Неистовой, неразумной любовью загубили и личным жизненным примером исключительной прокрастинации. Но! Но вот я читала и, блин, вижу и в себе какие-то лентяйские черты аля обломовщина. Что-то такое есть в нашенском воздухе, короче. И не только в нашем. Неспроста русские очень даже находят общий язык с латинянами и с азиатами, и с немцами почему-то какая-то прямо мистическая связь по типу любовь-ненависть. И ежели весь такой прагматичный немец проникнется нашенским воздухом, то пиши-пропало. Переплюнет любого Обломова.
Теперь об ахтунгах. Совершеннейший ахтунг - это описание внешности романтических персонажей. Внимание, Ольга!
"Нос образовал чуть заметно выпуклую, грациозную линию; губы тонкие и большею частию сжатые: признак непрерывно устремленной на что-нибудь мысли. То же присутствие говорящей мысли светилось в зорком, всегда бодром, ничего не пропускающем взгляде темных, серо-голубых глаз. Брови придавали особенную красоту глазам: они не были дугообразны, не округляли глаз двумя тоненькими, нащипанными пальцем ниточками — нет, это были две русые, пушистые, почти прямые полоски, которые редко лежали симметрично: одна на линию была выше другой, от этого над бровью лежала маленькая складка, в которой как будто что-то говорило, будто там покоилась мысль."
Все эти овалы лица, неимоверные изгибы носа, мыслящие брови, которые дальше по тексту скачут по лбу, и в этом, значитца, выражается неимоверная мысля, кидающаяся из мозговой извилины героини на овал лица посредством движения брови. ЗАШТО, вы так со мною поступаете, Иван Саныч, ЗАШТО?!! Но ему мало, классик же, одно слово. Он сделал контрольный в читателя.
"Ольга расцветала вместе с чувством. В глазах прибавилось света, в движениях грации; грудь ее так пышно развилась, так мерно волновалась."
Не меньший ахтунг - описание романтических отношений между Ольгой и ее двумя кавалерами: Обломовым и затем Штольцем. Нет, она не победила экзальтированную и нудную девицу "Бедную Лизу" Карамзина. Наша Ольга выступила в своем амплуа, и вот, что я хочу сказать. Давненько я не видывала настолько истеричной прилипалы с идеями и фантазиями у голове с бровями и мерно волнующейся развитой грудью, и сама аки статУя *ударение на у*. Мне все время хотелось сказать ей: "Да отвяжись ты уже в конце концов от мужиков. Займись своим делом. Хотя бы иногда. Ежели ты хочешь быть передовой барышней, то не вышивай или там зевай, а читай, пой, играй, собирай гербарий. А не допрашивай мужика, что он сегодня прочитал в газете или наработал в конторе, тем более, что ты ни черта не сечешь в этих вопросах. Сделай что-нибудь сама, отлипни, блин. И не пытайся переделать его, и кончай закатывать томные истерики." И вообще, Иван Саныч, ваш идеал типа сильной, властной, деятельной женщины нового века - это записная и назойливая истеричка.
Зато Анисья - жена обломовского лакея Захара понравилась. Уж какое он - конченое чучело, а она с ним нянчилась и терпела его закидоны. В этом плане Иван Саныч исключительно-замечательно справедлив. Ибо полно мужиков, пользующихся советами и трудом жен, и в то же время понукающих их, и завидующих их уму и сообразительности.
И, конечно, полнейший ахтунг заключался в том, как Штольц вместе с Ольгой пытались переделать Обломова на свой лад. Нуёмоё. Ладно, она - юная истеричка и с глупостями в голове. Но Штольц! Как не стыдно ломать вполне сложившуюся натуру лучшего друга в угоду каким-то своим понятиям, когда сам еще с детства баловал его и вообще.
Такой большой, деловой и успешный дядя, и до сих пор веришь, что все на свете можно разобрать на части и сложить по-новой. Живые люди - не игрушки. К тому же, у кого будешь отдыхать на диванах? А?
А как гадко Штольц говорил об Агафье Пшенициной, ставшей женой Обломова. Темная баба, грязь. Сам ты козел, вот что. Эта баба уж точно не истерическая прилипала и вообще хороший, добрейшей души человек. Очень разозлил меня, хотя понятно, в чем интрига. Ревновал наш Штольц и хотел отхватить Илюшу в свое пользование, чтобы отдыхать душой, напитываясь его добротой, чистотой души и помыслов. Энергетический вампир, короче. Вона какие разговорчики с женой-статУей водил:
"— Уж не любишь ли ты его по-прежнему? — спросил Андрей шутя.
— Нет! — не шутя, задумчиво, как бы глядя в прошедшее, говорила Ольга. — Я люблю его не по-прежнему, но есть что-то, что я люблю в нем, чему я, кажется, осталась верна и не изменюсь, как иные…
— Кто же иные? Скажи, ядовитая змея, уязви, ужаль: я, что ли? Ошибаешься. А если хочешь знать правду, так я и тебя научил любить его и чуть не довел до добра. Без меня ты бы прошла мимо его, не заметив. Я дал тебе понять, что в нем есть и ума не меньше других, только зарыт, задавлен он всякою дрянью и заснул в праздности. Хочешь, я скажу тебе, отчего он тебе дорог, за что ты еще любишь его?
Она кивнула в знак согласия головой.
— За то, что в нем дороже всякого ума: честное, верное сердце! Это его природное золото, он невредимо пронес его сквозь жизнь. Он падал от толчков, охлаждался, заснул, наконец, убитый, разочарованный, потеряв силу жить, но не потерял честности и верности. Ни одной фальшивой ноты не издало его сердце, не пристало к нему грязи. Не обольстит его никакая нарядная ложь, и ничто не совлечет на фальшивый путь, пусть волнуется около него целый океан дряни, зла, пусть весь мир отравится ядом и пойдет навыворот — никогда Обломов не поклонится идолу лжи, в душе его всегда будет чисто, светло, честно… Это хрустальная, прозрачная душа, таких людей мало, они редки, это перлы в толпе! Его сердца не подкупишь ничем, на него всюду и везде можно положиться. Вот чему ты осталась верна и почему забота о нем никогда не будет тяжела мне. Многих людей я знал с высокими качествами, но никогда не встречал сердца чище, светлее и проще, многих любил я, но никого так прочно и горячо, как Обломова. Узнав раз, его разлюбить нельзя. Так это? Угадал?
Ольга молчала, потупя глаза на работу."
Конечно, и как такое золото и отдать темной бабе Агафье. Семейка сильно деловых драконов решила отхватить в свое пользование Обломова. А вот накося выкуси-ка. Он тоже имеет право на свое счастье, пусть оно и не совпадает с вашим видением. Да что там говорить... Сцена последней встречи наших друзей.
"Штольц и Обломов остались вдвоем, молча и неподвижно глядя друг на друга. Штольц так и пронзал его глазами.
— Ты ли это, Андрей? — спросил Обломов едва слышно от волнения, как спрашивает только после долгой разлуки любовник свою подругу.
— Я, — тихо сказал Андрей. — Ты жив, здоров?
Обломов обнял его, крепко прижимаясь к нему.
— Ах! — произнес он в ответ продолжительно, излив в этом ах всю силу долго таившейся в душе грусти и радости и никогда, может быть, со времени разлуки не изливавшейся ни на кого и ни на что."
Ну, потом блаблабла, я увезу тебя, Илья, силком, так и знай, ибо ты должон жить при нас, уляля...
"— Ах, Андрей, — сказал он нежным, умоляющим голосом, обнимая его и кладя голову ему на плечо. — Оставь меня совсем… забудь…
— Как, навсегда? — с изумлением спросил Штольц, устраняясь от его объятий и глядя ему в лицо.
— Да! — прошептал Обломов.
Штольц отступил от него на шаг.
— Ты ли это, Илья? — упрекал он. — Ты отталкиваешь меня, и для нее, для этой женщины!.. Боже мой! — почти закричал он, как от внезапной боли. — Этот ребенок, что я сейчас видел… Илья, Илья! Беги отсюда, пойдем, пойдем скорее! Как ты пал! Эта женщина… что она тебе…
— Жена! — покойно произнес Обломов.
Штольц окаменел.
— А этот ребенок — мой сын! Его зовут Андреем, в память о тебе! — досказал Обломов разом и покойно перевел дух, сложив с себя бремя откровенности.
Теперь Штольц изменился в лице и ворочал изумленными, почти бессмысленными глазами вокруг себя. Перед ним вдруг "отверзлась бездна", воздвиглась "каменная стена", и Обломова как будто не стало, как будто он пропал из глаз его, провалился, и он только почувствовал ту жгучую тоску, которую испытывает человек, когда спешит с волнением после разлуки увидеть друга и узнает, что его давно уже нет, что он умер."
Сам-то женился, поганец, а Илюше никак нельзя. Мы сцену ему закатим/с. Так-то вот. Нда. И ежели глянуть на их житье-бытье, то Обломов от женщин бегал, Штольц полупрезрительно игнорировал барышень, все какую-то любовь оба ждали. Но дружили, ой, как дружили.
"Был ему по сердцу один человек: тот тоже не давал ему покоя; он любил и новости, и свет, и науку, и всю жизнь, но как-то глубже, искреннее - и Обломов хотя был ласков со всеми, но любил искренно его одного, верил ему одному, может быть потому, что рос, учился и жил с ним вместе. Это Андрей Иванович Штольц."
Как бы крепкая, мужицкая дружбища - это больше, много больше, чем любовь, и все такое.
