Постепенно ее оцепенение возрастало; ее разум пребывал, по-видимому, в сонном, почти мертвом покое. Большую часть времени ее глаза были закрыты, лицо неподвижно и бесстрастно, как у мертвеца. Она не обращала внимания на окружающих. В этом спокойствии заключалось нечто ужасное, и ее друзья опасались за ее жизнь. Врач предписал для нее полный покой и советовал (если она начнет проявлять беспокойство) баюкать ее, как ребенка, напевая ее любимую песню.
Она жила, как во сне, она походила на тех людей, которые, пробудившись, видят в неожиданном счастье продолжение своих грез.
«Небеса, — подумал я, — всегда имеют в запасе бальзам для пораженного ума и разбитого сердца, и со временем, быть может, этот сломанный цветок подымется опять и снова станет гордостью и радостью всей долины. Забвение окружающего, в котором пребывает бедная девушка, является, быть может, одним из покровов, благостно набрасываемых провидением на мысль, угнетаемую горем.