Это уже слишком, мам. Я не могу постоянно всех спасать.
а когда машинист недовольно гудел, им казалось, что мир заметил их, что они живы.
Проблема с молодыми состояла в том, что они не видели причин, почему бы им не ждать для себя лучшего.
Когда настанет подходящее время – уходи. Единственное, что ты можешь спасти, – это себя самого.
все говорили и говорили, не слыша друг друга
Если задуматься, то я бо́льшую часть жизни провел под землей. Мне нечем было поделиться с ней вечером. О чем могут говорить люди, прожив вместе двадцать лет? Но она была хорошей женщиной. Она готовила мне шикарные горячие обеды, мясо с подливкой на горячей тарелке, потому что она весь день разогревала ее в духовке. Мы ели сытные горячие обеды, потому что разговаривать было особо не о чем. По крайней мере не осталось ничего сколь-нибудь стоящего, чтобы им делиться.
увидел Агнес на полу в ее черной обтягивающей юбке и хорошей зимней шубке. Она стояла на коленях, словно в молитве, но тыльные стороны ее ладоней были прижаты к линолеуму, а голова была целиком засунута в духовку большой белой плиты, принадлежащей муниципалитету. Звук небытия оказался обманом. Шипение тишины было шипением газа, который уносил ее прочь.
Это научило его не доверять тишине.
Богу отправляется не тело, а дух.
– Но когда человек уходит на небо, он не берет с собой свое тело.
Если одному купить это, а другой то, тогда от чего самим придется отказаться? Такая вот материнская арифметика.