Если кто меня близко знает, то знает заодно, что депрессии у меня протекают своеобразно. То есть я не начинаю пить или что-нибудь еще похуже, не ложусь на диван лицом к стене, не сажусь перед телевизором в трусах и с пультом наперевес… Нет, ничего такого. Я вроде как шустрю, начинаю что-то по дому делать или там дачу в порядок приводить – но только ни одно начатое дело не довожу до конца. Потому что когда вот вроде и конец, еще один рулон обоев надо раскроить и приклеить, но тут оказывается, что шумит кран, надо его менять, ищу в загашнике запасные прокладки, а нахожу недоремонтированный фонтанчик-увлажнитель… ну, вы поняли. И что руками я работать умею, тоже поняли. Умею, люблю, но только вот когда делом занимаюсь, времени на это нет совсем, а когда появляется время, меня накрывает депрессон, и все по кругу. То есть не по кругу, а по сходящейся такой спирали – и все ближе к дыре в ее центре.
воображение Лео отказывалось работать. Сырье в виде голых фактов было загружено
О принципах здравоохранения, о доступности медицины… Но спрашивал и о семьях адресатов, был в курсе личных новостей…
Лео молчал. До порога по
О принципах здравоохранения, о доступности медицины… Но спрашивал и о семьях адресатов, был в курсе личных новостей…
Я нашел для себя три простых жизненных правила.
– Так-так? – заинтересовалась я.
– Правило первое: может быть все. У любого события есть только вероятность. Она бывает высокая или мизерная, но шутка в том, что даже правильно вычислить эту вероятность мы не умеем. Лучшие физики будут трясти формулами и давать руку на отсечение, что зонд выдержит сорок тысяч градусов. А оказывается, в короне дикие вихревые токи, и зонд умирает еще на подлете. И зачем мне отсеченные руки физиков? И зачем мне физики без рук? Понимаете?
– Не очень…
– Попробую объяснить иначе. Мелисса, как вы оцениваете вероятность, что сюда долетит свет электрических фонарей с нашей далекой Земли?
– Ноль, разумеется. Три тысячи световых лет. В Древнем Риме не было фонарей.
– Однако вот он. – Игнатус Дюбуа указал на потолочные ленты.
Я опешила.
– Это совсем другое!
– Другое объяснение. А свет тот же. Согласен, его здесь быть не должно. Но он есть. Очень много невозможного случается просто потому, что мы рядом. Физика обожает наблюдателя, она сделает все, чтобы его удивить.
Я задумалась.
– Второе правило, – продолжал Игнатус. – Рассчитывай только на себя. Тогда будешь расплачиваться за свои ошибки, а не чужие. Это хотя бы справедливо, вы согласны?
Я кивнула.
– Ну и последнее правило: всегда оставайся человеком.
– Даже если в тебе паразит?
– Он всегда с нами, – пошутил Игнатус.
– Догадываюсь о теме, – сказал Ираклий. – Кто-то хочет вступить в Общество добровольных доноров, а кто-то другой боится последствий. Опасается, что их донорский лозунг: «Пусть твое сердце забьется в груди великого человека» – может воплотиться слишком буквально.
Жваков кивнул.
– Ерунда. Пересадка органов – это прошлый век. Сейчас великому человеку доступны другие технологии. Неограниченное продление жизни – вполне.
– Бессмертие?
– Было бы странно, если бы они не могли его себе обеспечить.
– Тогда зачем эта хрень с пересадкой органов?
– В человеке заложено стремление к жертвенности, и надо время от времени давать ему безобидный выход. Приятно принести себя в жертву в отдаленной перспективе, которая никогда не станет реальностью. Кроме того, есть лица женского пола, которые склонны шантажировать близких угрозой подобного рода… Так что предоставьте событиям идти своим путем и не парьтесь.
Бой затих вдалеке. Жваков и Бакин выглянули из канавы.
«Панцеркампфваген» уже догорал, поднимая в небо столб черного дыма. А на дороге… на дороге было то, что на ней было.
– Никогда в жизни не видел столько трупов, – пробормотал Бакин.
– Может быть, так и надо, – сказал Жваков.
– Целью того, что впоследствии стало называться войной, первоначально были именно трупы, остающиеся на поле битвы, – сказал Ираклий, – только в наше время их уже не подают к столу.
* * *
В двенадцатиместной палате лежали двенадцать человек.
Правая нога каждого была закована в гипс до колена и поставлена на вытяжку. Это не была вытяжка в правильном медицинском смысле (спица, вставленная в пятку, и никакого гипса), а только имитация правильной вытяжки.
руках не увидишь! Вправит в глаза контактные линзы, нажмет кнопочку – и вот он уже в Париже… Ну не обязательно, конечно, в Париже. Про Париж я так часто вот почему: задел нечаянно плечом одного
Человечеству всегда требуются дураки. Никто и никогда с этим ничего поделать не мог.
Заодно прояснилось и высветилось много чего приятного.
