Люди бежали от безработицы на Западе в страну, где не было безработных, не зная, что безработный на Западе живет лучше рабочего в СССР.
Советские исследователи социалистической торговли рассматривали исторический процесс через призму постановлений партии и правительства. И не только в том смысле, что получали в них определенную идеологическую заданность. Выдавая желаемое за действительное, они частенько подменяли анализ реального положения дел в стране анализом постановлений. Если, например, в постановлении 1932 года говорилось о прекращении нормирования продажи некоторых продуктов, то с точки зрения советской историографии нормирование этих продуктов в действительности прекращалось. Если постановление гласило, что были установлены определенные нормы снабжения, то, значит, люди их действительно получали; если правительство утверждало, что карточная система способствовала борьбе со спекуляцией, то так и было на самом деле. Подмена реальной истории историей постановлений приводила к неверным выводам об улучшении питания населения после введения карточной системы и отсутствии голода.
Рыночная экономика действует более жестко, чем плановая централизованная, но жизнь доказала, что она обеспечивает более быстрые темпы экономического развития и в целом более высокий материальный уровень жизни общества. Происходит это благодаря тому, что рынок с помощью положительных (возможность улучшения благосостояния) и отрицательных (страх банкротства, безработицы и нищеты) стимулов приводит в действие огромную энергию людей.
В социалистической экономике частное предпринимательство не было законным основанием для обогащения. Да и вообще обогащение не приветствовалось. В этих условиях благополучие, создаваемое централизованным распределением, считалось законным, а богатство предпринимателей черного рынка могло быть только подпольным. Не рекомендовалось демонстрировать его. Вместе с ним можно было потерять и голову
В борьбе со стихийным распространением карточной системы Политбюро, по сути, выступало против своего собственного детища — централизованного распределения, воспроизводящего дефицит и нормирование. Детище было свое, да нелюбимое. В тщетной борьбе с карточками руководство страны становилось заложником им же созданной экономической системы. Законы ее функционирования, вопреки решениям руководства, брали свое: перебои и карточки повторялись.
представление Алленом советской модели экономики как эффективной игнорирует вопрос о цене успеха — огромные человеческие жертвы, которые были не следствием отдельных ошибок, просчетов или злой воли, а неизбежным результатом выбранного курса. Так, например, массовый голод 1932–1933 годов, по мнению подавляющего большинства исследователей, был неизбежным результатом выбранной индустриальной стратегии. Кроме того, представление Алленом советской экономической модели как эффективной затушевывает хронические и имманентно присущие ей пороки — перебои государственного снабжения, товарные кризисы, рецидивы локального голода, карточного распределения, острый дефицит товаров повседневного спроса, их низкое качество.
По сути, Аллен согласился с постулатом советской историографии, что советская экономическая модель была эффективной, что она реально обеспечила повышение материального уровня жизни населения к концу 1930‐х годов. Выводы Аллена о бенефициарах индустриального курса, полученные с помощью математико-статистических методов, подтверждают выводы тех социальных историков, которые пишут о формировании, в результате ускорившейся восходящей (вертикальной) социальной мобильности, советского среднего класса, материальное положение которого улучшилось к концу 1930‐х годов и у которого, следовательно, были основания поддерживать сталинские реформы405.
Аллен заключает, что миллионы горожан материально выиграли благодаря индустриальному развитию страны в 1930‐е годы, среди бенефициаров особенно выделяются крестьяне, мигрировавшие в города, новая административная элита и высокооплачиваемые рабочие, как, например, стахановцы
Обе основные школы западной советологии, тоталитарная и ревизионистская, сходились во мнении о том, что рост вложений в приоритетные для Советского государства отрасли тяжелой и военной промышленности достигался за счет сокращения потребления и что для советского социализма была характерна хроническая нехватка товаров.
Политбюро проводило реформу перехода к свободной торговле не за счет расширения рыночной свободы, а за счет перераспределения государственных ресурсов. Пределы частного предпринимательства остались все те же: индивидуальное кустарное производство, мелочная и колхозная торговля, крестьянское личное подсобное хозяйство, размеры которого определил принятый в 1935 году новый устав сельскохозяйственной артели.
