Одной из самых успешных тактик правящего класса привычно считается перекладывание ответственности. Люди низших классов должны считать, что бедность, безработица, отсутствие перспектив, — исключительно их вина. Каждый винит себя, а не социальные структуры, в которые их убеждают не верить (ведь это всего лишь предлог, который используют слабаки).
Капитал больше не нанимает людей, а покупает пакеты времени, отделенные от своих заменимых и случайных носителей
В конечном счете любимая — не более чем пространство, холст, на котором можно собрать коллаж воспоминаний и ассоциаций.
Капитализм — это господин, которому не нравится, когда его называют по имени
В этом и заключалась сила «популярного модернизма», как называл его Фишер, стремящегося переплетением популярного и авангардного «разрешить парадокс приверженности политической позиции и потребительскому удовольствию». Популярный модернизм не столько указывает на тупики, в которых мы застряли, стремясь «беспристрастно перебирать в уме <…> возможности», сколько «свидетельствует об отрицаемых депрессивных условиях нашего настоящего
как вырвать из собственного языка малую литературу, способную отрыть свой язык и заставить его ускользать, следуя трезвой революционной линии? Как стать кочевником, иммигрантом и цыганом в своем собственном языке? Кафка говорит: украдите ребенка из колыбели, танцуйте на натянутом канате
Здесь можно обратиться к пониманию незаметности или «малости», предложенному Жилем Делёзом и Феликсом Гваттари, оказавшим на Фишера довольно сильное влияние. Для них «малая литература» — это литература иммигрантов, тех, кто говорит на языке большинства с позиции меньшинства. Они проводят параллель между малой литературой и работами Франца Кафки, который задается вопросом:
хотя эпоха раннего интернета, в которой существовал k-punk, растворилась под гнетом социальных сетей, стремление Фишера возродить солидарность во времена полной атомизации общества всё еще остается нерешенной задачей.
появилось издательство Zer0 Books. Они остро ощущали нехватку той формы критического письма, которая исчезла из мейнстримных медиа и переместилась в киберпространство, — синтеза теории с популярной культурой, лишенного элитарности академического письма
кислотный коммунизм, где он изучает связь между ростом сознания в политическом смысле (будь то классовое сознание или другие формы коллективного политического сознания) и расширением сознания, которое продвигала психоделическая культура 1950–1970-х годов. В таком же тематическом порядке выстроена и архитектура данного сборника
