вещах днём.
Филип. Извини.
Дороти. Он ещё извиняется! Это хуже всего. Терпеть не могу, когда ты извиняешься. Просто уйди, и всё.
Филип. Ладно, давай прощаться. (Обнимает её и хочет поцеловать.)
Дороти. И не надо меня целовать. Сначала поцелуи, потом за товаром полезешь. Я тебя знаю.
Филип крепко прижимает её к себе и целует.
Ах, Филип, Филип, Филип!
Филип. Прощай.
Дороти. А как же… как же… как же товар?
Филип. Он мне больше не по карману.
Дороти (вырывается из объятий). Тогда уходи.
Филип. Прощай.
Дороти. Проваливай.
Отлично. Фактура потрясающая, а потом, это так правдиво. Вспышка творческого прозрения словно высветила всю внутреннюю жизнь женщины подобного типа.
Неплохой был моряк, пока не спился; с
– Так мы, по-твоему, ленгуас ларгас?
едем.
Дороти. Но почему, дорогой?
Филип. Поезжай одна, раз тебе так хочется. Я только набросал маршрут.
Дороти. Но почему не вместе?
Филип. Езжай. Я везде уже был – и оставил всё это позади. Дальше я продолжу свой путь в одиночку – или с теми, кто разделяет со мной мои цели.
Дороти. И я с тобой, можно?
Филип. Нет.
Дороти. Почему же нельзя? Я могу научиться… и я ничего не боюсь!
Филип. Во-первых, я сам не знаю, где это. Но даже если бы знал – не взял бы тебя.
Дороти. Почему?
Филип. Да потому что от тебя никакого проку. Ты просто недоучка и ленивая дурочка. И пользы от тебя никакой.
Дороти. Отчасти ты, может, и прав, но польза-то от меня есть!
Филип. И какая же?
Дороти. Ты знаешь… должен знать. (Принимается плакать.)
Филип. А, ты об этом.
Дороти. Это для тебя ничего не значит?
Филип. Подобный товар не стоит того, чтобы за него переплачивать.
Дороти. Так я – товар?
Филип. Да, и весьма привлекательный. Самый лучший, что мне попадался.
Дороти. Отлично. Я рада, что мы это выяснили. И рада, что ты сказал это днём. А теперь убирайся. Самовлюблённая пьянь. Напыщенное трепло. Это ты – товар, ты! Никогда так не думал? Это за тебя переплачивать незачем.
Филип (смеётся). Нет, не думал. Хотя понимаю твою точку зрения.
Дороти. Да, так. Причём товар-то порченный донельзя. Дома не бываешь. Ночами шляешься. Грязный, гадкий и непутёвый. Ужас какой дурной товар. Я просто на упаковку клюнула, вот и всё. Я даже рада, что ты уходишь.
Филип. Правда?
Дороти. Ещё какая правда. Обойдусь и без твоего товара. Но для чего было рассказывать про все эти места, если мы туда никогда не поедем?
Филип. Мне очень жаль. Недобрая получилась шутка.
Дороти. Не хватало тебе ещё подобреть. Добренький ты совсем ужасен. Только добрые люди имеют право прикидываться добрыми. А ты меня пугаешь, когда добреешь. Просто ни к чему было заговаривать о таких
Филип. Мы никуда не поедем.
Дороти. Но почему, дорогой?
Филип. Поезжай одна, раз тебе так хочется. Я только набросал маршрут.
Дороти. Но почему не вместе?
Филип. Езжай. Я везде уже был – и оставил всё это позади. Дальше я продолжу свой путь в одиночку – или с теми, кто разделяет со мной мои цели.
Дороти. И я с тобой, можно?
Филип. Нет.
Дороти. Почему же нельзя? Я могу научиться… и я ничего не боюсь!
Филип. Во-первых, я сам не знаю, где это. Но даже если бы знал – не взял бы тебя.
Дороти. Почему?
Филип. Да потому что от тебя никакого проку. Ты просто недоучка и ленивая дурочка. И
всю ночь шелестят под ветром? Или в Малинди – там можно кататься на досках, ловя волну, северо-восточный муссон овевает приятной прохладой и свежестью, а по ночам не нужны ни пижамы, ни одеяла. В Малинди тебе бы понравилось.
Дороти. Не сомневаюсь, дорогой.
Филип. А была ты когда-нибудь в «Сан-Суси»[58], в Гаване, воскресным вечером на танцах в патио? Там растут королевские пальмы, они совсем серые и напоминают колонны; под ними можно всю ночь играть в кости или в рулетку, а на рассвете отправиться завтракать в Хайманитас. Там каждый друг друга знает, и так от этого весело!
Дороти. Неужели мы и туда поедем?
Филип. Нет.
Дороти. Почему, Филип?
тебя так много денег?
Филип. Было. Пока я не связался с этой работой.
Дороти. И мы всё это увидим, и Санкт-Мориц тоже?
Филип. Санкт-Мориц? Какая пошлятина. Ещё скажи, Китцбюэль. В Санкт-Морице ошивается слишком убогая публика.
Дороти. Дорогой, тебе же необязательно со всеми знакомиться. Держись от них подальше. А это вправду сбудется?
Филип. Ты бы хотела?
Дороти. Ах, дорогой!
Филип. А в Венгрию, как-нибудь осенью? Там очень дёшево можно снять поместье, при этом платить надо лишь за то, что подстрелишь. Придунайские равнины славятся огромными стадами гусей. А ещё, ты бывала когда-нибудь в Ламу? На длинном и белом пляже среди перевернутых на бок плоскодонок, где пальмы
дорогой, подумать только! А что, у
Филип. То там, то сям. Надо было кое-что разузнать.
Дороти. И как, хорошие новости?
Филип. Знаешь… Некоторые – да, другие похуже. В общем, половина на половину.
Дороти. А сегодня тебе никуда не нужно идти?
Филип. Понятия не имею.
Дороти. Филип, милый, ну что с тобой?
Филип. Ничего особенного.
Дороти. Филип, давай уедем отсюда. Меня тут больше ничто не держит. Три статьи я отослала. Отправимся куда-нибудь в Сен-Тропе: сезон дождей ещё не начался, там теперь очень мило, почти безлюдно. А после можем поехать кататься на лыжах.
Филип (с горечью). Да, а потом – улететь в Египет, и упиваться любовью во всех гостиницах, и тысячу раз позавтракать в постели с подноса волшебным солнечным утром в течение целых трёх лет; ну, или девяносто раз за три месяца или меньше – смотря как быстро один из нас надоест другому. Мы бы только и делали, что развлекались. Жили бы, скажем, в «Крийоне», в «Ритце»; а промозглой осенью, когда в Булонском лесу облетит листва, мы бы отправлялись в Отейль на скачки, греться в паддоке у больших жаровен с углём и наблюдать за тем, как лошади прыгают через ров с водой, берут банкетку и замшелый каменный барьер. Идеально. Проталкивались бы в бар выпить по коктейлю с шампанским, ужинали в «Ля Ру», а по выходным выезжали на фазанью охоту в Солонь. Да, да, идеально. И каждую ночь засыпали бы вместе. Это твоя мечта?
Дороти. Потрясающе, доро
